парень в курсе! КМО имеет целью развитие и укрепление дружбы, сотрудничества и взаимопонимания советских молодёжных организаций с зарубежными молодёжными и студенческими национальными союзами. Но, блин, почему я не в курсе?

Располагаемся в номере. Условия отличные, есть и душ и туалет, причём раздельные, да и сама комната метров двадцать квадратных — просторная. Есть и холодильник, и телевизор. На холодильнике стоит табличка с приветствием по-русски:

«Добро поДаловать!»

Подготовились. Место мне, как самому молодому, досталось у двери, причём я сначала занял койку около окна, но КМОшовец меня согнал, мотивируя это… Ничем не мотивируя, просто перекинул мои сумки с одной кровати на другую. И так ещё посмотрел на меня пристально, скажу чего или нет? Я бы мог ему втащить и восстановить статус-кво, но не стал накалять атмосферу. Мне всё равно где ночевать несколько дней, если уж я на снегу спал зимой в тайге в своей прошлой жизни. Ну, не на снегу, а на лапнике, да и поспать удалось часа четыре всего, пока уголь не остыл под ветками елок. Короче, я с каменным выражением лица занял последнюю свободную койку. И мне показалось, что тёзка мой был этим разочарован. Баран. Мог бы сейчас сломанными руками выбитые зубы собирать. Мне просто конфликты не нужны, хотя я запомню. Нас зовут на завтрак, потом сон до обеда, и после обеда у нас визит на общее сборище. Завтрак неожиданно плотный — местный томатный суп и колбаски с тушёным перцем. Объедение. Уснули все быстро, ночью же не спали, да и сейчас ещё рано. Проснулся я первым, я не Штирлиц, но примерно могу себе задать время пробуждения. Ошибаюсь редко. Иду в душ, вода есть даже горячая. Начинаю копошиться, раскладывать вещи. Стук в дверь, открываю, а там Ирина.

— Виктор Николаевич к себе приглашает, приехали из посольства, — сказала она, заглядывая мне через плечо в комнату, где Мишаня тоже проснулся от стука и сейчас, спросонья не разобравшись, стоял в одних трусах, мотая головой.

«Извращенка, вуайеристка! Наш человек! Нам, извращенцам, эксгибиционистам, такие подходят», — решил про себя я.

Номер у руководителя делегации меньше нашего, но кровать одна и выглядит просторно. Есть рабочая зона со столиком и диванчик. Мне на нём места не досталось, я вообще стою, слушаю ещё раз инструктаж от посольского, но он выступает вяло, для проформы, без куража. Выдали нам и валюту, суточные по шестьсот двадцать форинтов. Шестьсот бумажками и двадцатка монетой. Расписываюсь, в ведомости, видя, что сумма у наших сопровождающих больше. Ясень пень, не спорю, мало ли какие у них надбавки. Да и ненамного там больше. Рублей на сорок по-нашему. Не сильно густо на неделю. Хотя, вылет был тринадцатого января, а прилёт в Москву будет двадцатого, получается восемь дней. Кормить нас тут будут бесплатно, развлекать — тоже.

Едем на мероприятие, сегодня — первое собрание. Я в козырном бабушкином свитере с оленями — зато тепло! Джинсы и курточка, ах да, ещё кроссы надел. Выгляжу малолеткой, остальные косятся на меня и улыбаются. Меня это ни капли не колышет. В большом просторном зале на проспекте Молодежи уже собрались делегаты. Примерно человек четыреста-пятьсот! Разных оттенков кожи, даже краснокожий есть! Не вру!

— Карашо! Сколько часы? — спросил меня мой сосед, натуральный индеец, едва мы вошли в зал и сели на свои места.

Глава 25

— Twoandahalfhourslocaltime, — отвечаю ему, поглядев на часы (два с половиной часа по местному времени).

— Неет, хау мени? Чендж? — трясёт головой сосед.

Он купить хочет, что ли? А оно мне надо?

— Анатолий Штыба! Советский Союз! — тяну руку парню в приветствии.

— Casa de la Juventuddel Paraguay, Агустин, — представляется индеец, и требовательно трогает мои часы, тут же поправляется, представившись по-английски: — House of the Youth of Paraguay (Дом Молодёжи Парагвая).

Часы хочет! Смотрю на него внимательно, безусый паренёк, почти чистокровный индеец, одет в жилетку с золочёными пуговицами. Вряд ли они золотые, но как блестят. Часы…Часы у меня козырные, у меня их даже двое с собой, одни простые покупные, брал ещё перед школой в Ростове — марки «Слава» за двадцать один рубль на семнадцати рубиновых камнях и крутые подарочные с первенства города по боксу — «Полярные» с циферблатом на двадцать четыре часа, морозоустойчивые, прозрачные сзади, механизм виден. Я узнавал, стоят они прилично, и в продаже их нет. Сейчас именно они у меня на руке. Кстати, фотоаппарат ФЭД, который я тоже получил за турнир, я взял с собой с целью поменять на что-нибудь. Часы тоже можно сменять, но торговаться у всех на виду — увольте!

— Ноу! — отрезаю категорично я, и смотрю папиным взглядом, исподлобья.

Агустин как-то сразу теряется. Начинается мероприятие, и я понимаю полезность наших сопровождающих, речи-то на английском и венгерском. И если инглиш я понимаю хорошо, несмотря на чудовищное произношение некоторых выступающих, то по-венгерски понимаю лишь некоторые слова, например, толмачь — это явно переводчик. Но нам переводят, как и другим, от этого гул в зале стоит неимоверный. Утром на завтраке я тоже прекрасно понял слова: трапеза, гуляш и лечо.

По проходу идут красивые девчонки с буклетами. Нам раздают программки на венгерском, поэтому и непонятные пока для нас.

— Всего прибыли делегации из семидесяти семи стран, четыреста сорок человек, — переводит с венгерского Катерина Константиновна, наша женская составляющая руководства.

— Нас всех приветствуют, и надеются, что наше встреча послужит в деле борьбы за мир… защите прав молодёжи…, — переводил с английского Виктор Николаевич. — Лозунг нашей встречи — «За антиимпериалистическую солидарность, мир и дружбу», и она предваряет Московский фестиваль этого года.

Собрание длилось около часа, и всё это время золочёный парагваец пялился на мои часы. Я ещё с целью рекламы снял их с руки и повертел в разные стороны, якобы осматривая.

Выходим в фойе, и наше руководство зачитывает нам план сегодняшних мероприятий. Нас тут же прерывает девушка со значком немецкого союза молодёжи, она начинает выплёвывать рубленые немецкие фразы, вроде как, призывая нас сдаться в плен. Шучу. Значки она хочет свои предложить на обмен. Но у остальных моих товарищей, незнакомых с немецким языком, впечатление о её речи основано на советских кинофильмах о войне. Виктор Николаевич подобрался, не иначе чуя какую провокацию. Пришлось брать дело в свои руки.

— Фройлян предлагает обмен, она собирает значки со всего мира, у неё с собой больше сотни немецких значков, — поясняю я.

— Ах, значки! Облегченно вздыхают все, и начинают улыбаться, а Мишаня лезет в карман пиджака.

— Потом! Толя,