Политическая карьера Сергея Третьякова начала стремительно развиваться в 1917 году: в феврале его избрали товарищем (заместителем) председателя Всероссийского союза торговли и промышленности, в июне — по списку кадетской партии — гласным Московской городской думы.

В середине июля 1917 года глава российского правительства А.Ф. Керенский предложил Третьякову пост министра торговли и промышленности в своем новом кабинете. Сергей Николаевич выдвинул Керенскому следующие условия своего вхождения в его коалиционное правительство в качестве представителя деловых кругов:

«— Вся власть Временному правительству.

— Восстановление боевой мощи армии и железной дисциплины в тылу должны быть доведены до конца.

— Временное правительство не вправе предпринимать коренной ломки существующих социальных отношений по Учредительному собранию.

— Должна быть немедленно создана твердая власть на местах.

— Внешняя политика России должна покоиться на полном единении с союзниками.

— Промышленность и торговля имеют государственное значение.

— Всякие классовые притязания как промышленников, так и рабочих должны быть подчинены государственным интересам.

— Во Временном правительстве не место лицам, представляющим лишь самих себя».

Переговоры о вхождении Третьякова в кабинет министров были прерваны, так как Керенский отказался удовлетворить его требование об удалении из правительства эсера Чернова, заявив, что «программа Чернова является и программой Временного правительства».

Сразу же после провала этих переговоров Третьяков заявил журналистам, что «Временное правительство будущего состава все же не обойдется без представителей торговли и промышленности. Мы нужный народ, мы нужны им как хлеб насущный, как воздух». И Третьяков оказался прав. Уже 25 сентября 1917 года он вошел в состав третьего коалиционного правительства России, заняв в нем посты председателя Высшего экономического совета и Главного экономического комитета. Кроме того, по личному поручению премьера Третьяков поддерживал контакт с французской военной миссией.

26 октября 1917 года, на следующий день после большевистской революции, Третьяков вместе с другими министрами Временного правительства был арестован в Зимнем дворце и заключен в Петропавловскую крепость. После освобождения в конце февраля 1918 года он выехал сначала в Москву, затем в Харьков, а оттуда — в Париж.

Однако когда в ноябре 1918 года адмирал Колчак предложил Третьякову занять пост министра торговли и промышленности во Временном сибирском правительстве, Сергей Николаевич немедленно отправился в Омск, где одновременно стал заместителем председателя кабинета. Впрочем, в Сибири он пробыл недолго, всего десять месяцев, и после поражения Белого движения вернулся во Францию.

В Париже владеющему несколькими европейскими языками и к тому же обладающему солидным капиталом в России Третьякову было доверено кресло председателя Русской торговой палаты, а также — заместителя главы Российского торгово-промышленного и финансового союза («Торгпрома»), образованного в феврале 1920 года более чем шестьюстами бежавшими за границу русскими промышленниками, банкирами и торговцами. Одновременно Сергей Николаевич являлся одним из редакторов журнала «Иллюстрированная Россия». Он был связан с целым рядом русских эмигрантских организаций, нередко обращался от их лица во французское правительство и к властям на местах.

Высокий, статный мужчина, всегда элегантно одетый, Третьяков всегда был желанным гостем в эмигрантских кругах. У него установились дружеские отношения с руководителем Русского общевоинского союза генералом Александром Кутеповым.

Вместе с тем, будучи человеком трезвого, аналитического ума, Третьяков раньше других из своего окружения понял, что в России возврата к старому уже не будет. Не видя выхода из сложившейся ситуации, в 1926 году он пытался покончить жизнь самоубийством, но был спасен в последний момент близкими. Данный факт впоследствии тщательно скрывался от окружения самим Третьяковым и членами его семьи.

…По имевшимся у советской внешней разведки надежным сведениям, «Торгпром», одним из руководителей которого являлся Третьяков, в начале 1920-х годов активно помогал деньгами «Народному союзу защиты родины и свободы» — военной террористической организации, которую возглавлял небезызвестный Борис Савинков. В конце 1920-х годов интерес к этой проблеме сохранялся. В Москве полагали, что «Торгпром» перестроил свою работу и ведет глубоко законспирированную борьбу против СССР. Перед парижской резидентурой была поставлена задача «проникнуть в руководящие круги “Торгпрома”, чтобы обеспечить постоянный и эффективный контроль за его возможными антисоветскими акциями».

Чекисты-разведчики приняли решение попытаться привлечь Третьякова к сотрудничеству и использовать его для разработки «Торгпрома». В Центр были направлены соответствующие предложения, в которых, в частности, отмечалось:

«Третьяков — чрезвычайно умный и разносторонне образованный человек, крепко связанный своим воспитанием и прошлым с купеческим миром. Он пользуется хорошей репутацией в русских торгово-промышленных кругах».

В 1929 году Сергей Третьяков был привлечен к сотрудничеству с советской внешней разведкой и получил оперативный псевдоним «Иванов». Вопреки ожиданию резидентуры, он легко дал согласие работать на Москву.

Причины, побудившие Третьякова пойти на сотрудничество с советской разведкой, кроются скорее всего в его разочаровании белой эмиграцией, что следует из собственноручно подготовленного им в 1929 году обзора состояния дел в ней.

«…После победы большевиков, — говорится в документе из оперативного дела “Иванова”, — эмиграция разбилась на целый ряд групп и группировок: впереди ничего определенного, Советская власть справилась с белым движением, Европа в недоумении, началось дробление и деление на секты. В сущности, с этого момента эмиграция, по-моему, потеряла всякое значение. Вражда, борьба между собой и злословие — вот характеристика этого периода, продолжающегося до сих пор. Эмиграция потеряла какое-либо значение в смысле борьбы с Советской властью и в смысле влияния на политику иностранных государств…

С каждым днем, с каждым месяцем эмиграция теряет свое значение, и сейчас она утеряла его окончательно, с ней никто не считается, ее никто не слушает, и те истины, которые она ежедневно повторяет в своей прессе, созданной на последние трудовые гроши старых беженцев (молодые русские газет не читают), никого не волнуют и не убеждают.

Эмиграция умирает уже давно, духовно она покойник».

В 1931 году в письме из парижской резидентуры указывалось:

«“Иванов” является весьма ценным источником, с большими перспективами на будущее. Мы рассчитываем добиться через него ряда серьезных разработок».

С приходом в августе 1931 года к руководству Иностранным отделом (ИНО) ОПТУ Артура Артузова активизировалась деятельность внешней разведки, направленная на борьбу с одним из давних противников советских органов государственной безопасности — Русским общевоинским союзом. Соответствующие указания по данному вопросу были направлены и в парижскую резидентуру. Ведь деятельность РОВС, объединявшего многие тысячи белых офицеров, в отношении СССР была весьма агрессивной. В частности, планировалось проведение террористических актов на территории родного отечества, в том числе с использованием биологического оружия.