В этот миг что-то брызнуло из машины, и оба сержанта чихнули и тут же утратили всякую способность соображать. Руки, ноги — все работало вроде бы вполне исправно, слух и зрение тоже вполне присутствовали, а вот в разуме — ну ничегошеньки!

Им сзади приказывали идти — и они шли, приказывали сворачивать — они сворачивали. А если приказали бы кого-нибудь убить — убили бы наверняка.

Только такого им никто не приказывал. Тут и без них имелось кому убивать.

* * *

После восьми вечера майор Коловратов с каждым часом чувствовал себя все неспокойнее. Почему до сих пор не явились с докладом сержанты Ухов и Сундуков?..

Ах да! Он же не отдал приказа отозвать их из дозора. Но догадались бы позвонить, остолопы!..

Может, загуляли? Дай Бог если только так…

Приехав домой, поужинал в одиночестве холодным борщом и холодной же телятиной (жена с дочкой были в это время на даче в Болшеве), Коловратов послушал по радио передачу о международном положении, но все это ничуть его не отвлекло, тревога только нарастала.

Когда раздался звонок в дверь, нервы у майора настолько расшалились, что он дернулся как ошпаренный. Идя открывать, по пути нечаянно зацепил плечом вешалку в коридоре, и она со всей одеждой рухнула на пол (позже это будет особо отмечено следователем в протоколе осмотра квартиры, однако разумных объяснений так и не найдется).

Прежде чем отпереть, майор Коловратов глянул в дверной глазок…

Ба! Ну вот они, голубчики, Ухов с Сундуковым!.. Только вот рожи у обоих какие-то не свои. Неужели впрямь напились, засранцы? Ну ужо он им устроит сейчас!..

Однако майор был почти счастлив столь незамысловатому объяснению их пропажи. И все же, распахнув дверь, грозно рявкнул с порога:

— Что это вы, сержанты, позволяете себе?!

Вдруг отметил: а ведь от них вовсе и не пахнет спиртным. Отчего же стоят как столбы и глаза у обоих неживые, как у мороженых судаков?..

Эти мысли были едва ли не последние в жизни майора. Дальше Сундуков и Ухов раздвинулись, и между ними возник некто третий с каким-то небольшим цилиндрическим баллончиком в руке.

— Гм… — промычал майор Коловратов. — Вы-то, извиняюсь, кто?

Тонкая струйка устремилась из баллончика ему в лицо, и майору почудилось, что он слышит треск, как будто рубашка на груди порвалась, — треск, с которым его сердце разорвалось на части…

* * *

Снова в дозоре.

Двое лежали на асфальте неподалеку все от того же дома на Первой Мещанской. Наконец один из лежавших открыл глаза и толкнул другого в плечо:

— Эй, Сундуков, ты живой?

— А?.. Что?.. Ухов, это ты?.. А чего это с нами?

— Вроде вчера — ни грамма… Или, может?..

— Да ничего «не может»! У меня с похмелья всегда башка трещит, а ноги ходят. А тут в башке все нормально, а вишь — встать не могу.

— И я не могу. Ну-ка, если вместе… Вот так… Ну слава богу! Ты только теперь меня держи, а то я сейчас опять…

— И ты меня… Так что было-то?

— Думаю, это с устатка у нас: ведь сколько часов в дозоре провели!

— Возможно… И что теперь делать будем? В контору пойдем?

— А тебя с поста кто-нибудь снимал? То-то! Покуда не снимут, мы — в дозоре.

— Какой дозор, когда ноги не свои.

— А ты соберись! Ты кто есть? Сержант государственной безопасности! Собрался?

— Да вроде бы…

— А ноги как?

— Отходят помаленьку… Вроде уже сам стоять могу.

— Я тоже… Ого, гляди-ка, наш, кажись, «объект»!

— Ага, он, точно!.. Что это он с авоськой в такую рань?

— А ты идти можешь?

— Кажись, уже могу… Ну-ка… Да, могу!

— Тогда — за ним!

— Ишь ты! Капустку квашеную купил с утречка пораньше! С похмелья, должно быть.

— Да непьющий он вроде бы.

— Именно что — «вроде бы». Все мы такие «вроде».

— Ну уж не ты, Сундуков.

— Разговорчики!.. Вон он, назад пошел. За ним!

— И что, опять здесь, у подъезда, топтаться? Может, майору все же позвонить, чтоб наконец смену прислал?

— Да звонил же я с рынка, из автомата. Никто в его кабинете трубку не берет.

— Странно…

— Куда уж! И долго еще так стоять?

— Тебя Родина поставила стоять — значит, стой!

— Вон, уже снова вечер на дворе — а мы с тобой всё…

— Молчи! Смотри — «объект» выходит! С бабой своей! За ними!

— Так они ж вон в такси садятся. У тебя деньги-то на такси есть?

— А мы и так… Стоп машина! (Помахал удостоверением перед носом у водителя.) Вон за тем такси! Давай, гони!

— Стоп, приехали! Выходим, Сундуков!

— Что ж это? «Объект» с бабой в Парк культуры, что ли, намылились под вечер? Да еще с капустой!

— Не, смотри, они до парка не дошли…

— А это что еще за хмырь слепой? «Ремонтируем швейные машинки всех марок»… Гляди-ка, «объект» — к нему! Ох, чует мое сердце, не машинки этот хмырь ремонтирует.

— А что?

— Ну, ты совсем! Ничего он не ремонтирует! Связной это! И не слепой он вовсе, только косит под слепого, гад: вон, «объекта» нашего сразу узнал.

— Выходит, шпионы?

— Только догадался? А я — сразу же… Смотри, хмырь только свистнул — и машина подкатила!

— Что-то машина у них, у этих шпионов больно страхолюдная. Срамотища!

— Потому что конспирация. Слыхал такое слово?.. А «объект», вишь, с бабой не побрезговали. Вон, садятся уже! Сейчас поедут.

— Снова за ними?

— Не, мы с тобой на этот раз — по-другому. Я эту машину давно заприметил, она всегда по одному маршруту ездит. По городу попетляет, попетляет, а потом — к одному и тому же месту, оно тут, недалеко. Дырка там есть: метростроевцы что-то рыли, а потом так и бросили. Ну а дальше там всякая нищая шелупонь такие катакомбы нарыла! Говорят, пол-Москвы запросто можно спрятать. Вот к той дырке они сейчас и поедут, зуб даю. Ну а мы — пешочком, пешочком. Они-то петлять будут, а мы — по прямой. Тут, если по прямой, так всего десять минут дороги, так что раньше них поспеем. Ну что, пошли?

— Пошли… Однако и ушлый же ты, Сундуков, все-то ты знаешь.

— Служба такая — все знать. И тебе советую!.. Давай, быстро!.. Быстрее, дурень, иди!

— («От дурня слышу».) Да иду я, иду!

«Будет вам нынче полтора кила капустки!» — думал Васильцев, подходя к слепцу с табличкой на груди. К лжеслепцу, разумеется: Юрий видел глаз, зорко смотрящий на него сквозь прореху в куртке из того места, где у всех людей расположен пуп.