И как я его не заметил? Наверное, мозги от мороженого замёрзли.

— Уберите пистолет, пожалуйста, — попросил он недовольным тоном. — Что за манера сразу хвататься за оружие? Оно ничего не решает.

— Мой опыт убеждает меня в обратном, — возразил я, но пистолет убрал.

Не далеко. Потому что решает. «Добрым словом и пистолетом» — девиз графа Морикарского. Слово графа было не всегда добрым, но на эффективность пистолета это не повлияло ни разу.

— Я представляю здесь Конгрегацию, — сказал балохононосец.

— Я догадался. По балахону.

— Традиция. Мы старая организация, у нас много традиций.

— Например, убивать детей?

— Думаю, вы тоже носите пистолет не для красоты. Позвольте представиться, Мелехрим Теконис.

— А Лейхерот…

— Мой брат. У нас разные взгляды.

— Бывает.

Особого сходства я не вижу, разве что оба выглядят как самодовольные брезгливые жопы.

— Меня зовут Док, — представился я в свою очередь. — А это…

— Та самая дочь Калеба.

— Моя дочь.

— Папа, — подтвердила Нагма, взяв меня за руку.

Рука у неё холодная и слегка подрагивает, но голос твёрдый.

— Очень трогательно, — равнодушно сказал Теконис-второй. — Но в текущем контексте не важно. Вы поели?

— Да.

— В таком случае я попрошу вас отправиться со мной.

— Куда?

— В Конгрегацию. Это в другой локали, но я вас провожу.

— Зачем?

— Чтобы решить проблему с дочерью Калеба.

— Похоже, что главная её проблема вы. Я могу решить её прямо сейчас, — ответил я.

Я верю в пистолет.

— Её главная проблема она сама, — не согласился конгрегатор. — И убив меня, вы её не решите.

— А пойдя с вами, решу?

— Так или иначе, но да. Некое решение безусловно будет.

— Отчего-то мне кажется, что оно может меня не устроить.

— Боюсь, это не будет принято во внимание.

— В таком случае, я вынужден отклонить ваше предложение. Прощайте, счастливого конгрегирования.

— Ваше присутствие и не обязательно. Вы, простите за прямоту, просто никто. Ваши претензии на опекунство ничего не значат. Я обращаюсь к девушке.

— Идите в задницу, — ответила Нагма. — Я с папой.

— Ваша мать просила вас прийти.

— Причём тут моя мать вообще?

— Она тоже является частью этой проблемы. И её судьба сейчас в ваших руках.

— Она у вас?

— Разумеется. Так же, как твой отец. Настоящий отец.

— Никакой он мне не отец!

— Мироздание равнодушно к эмоциям, девушка. Оно признаёт только кровь.

— И эта кровь сейчас прольётся, если вы не отстанете от моей дочери, — пообещал я.

Но он не смотрит на меня, а смотрит на Нагму.

— Что с моей матерью? — спрашивает она.

— Отправляйтесь со мной и узнаете.

— Никуда она не отправится. А у вас последний шанс уйти отсюда своими ногами.

— Мелех, прекрати, — говорит вошедший в кафе Теконис.

Наш Теконис. В смысле, который прибыл с нами.

— Он сейчас тебя просто убьёт.

— Здравствуй, Лейх. Не ври, что тебя это расстроит.

— Ещё как расстроит, Мелех. Я хотел бы сделать это однажды сам. Но только после того, как ты убедишься, что всю жизнь служил ложным идеалам. Просто пристрелить тебя слишком гуманно.

— На этом пути ты уже лишился глаз, Лейх. Сколько ещё ты готов потерять?

— Больше чем ты, Мелех. Поэтому ты проиграешь.

— Давайте оставим семейные сцены на потом, — перебил их я. — У вас Анахита, я понял. Но, уж поверьте человеку, который много раз имел дело с террористами и заложниками, чрезмерные и нелогичные требования ведут лишь к неизбежности силового решения. В частности, к таковым относится требование «дайте нам ещё заложников». Поэтому Нагму вы не получите.

— У вас очень странный взгляд на ситуацию, — сказал Мелехрим. — Но допустим. Что бы вы предложили нам?

— Оставьте себе Калеба, отпустите Анахиту. Проблема же не в ней, верно?

— Ещё как в ней! — конгрегат засмеялся. — В самом буквальном смысле в ней. Так что, извините, не выйдет. Мне кажется, вы не слишком компетентны как переговорщик в данном случае.

— Тогда мы в тупике. А знаете, что происходит, когда переговоры заходят в тупик?

— Полагаю, начинается стрельба?

— Именно.

— У меня нет вашего опыта, — снисходительно сказал Мелехрим, — но, полагаю, заложники при этом обычно не выживают.

— Зато следующие террористы будут сговорчивее.

— Пап, — вмешалась Нагма. — Я должна помочь маме.

— Уверена? Она не слишком активно интересовалась твоей жизнью.

— Уверена, пап. Я её не брошу.

— Не думаю, колбаса, что, если мы пойдём с ним, это как-то улучшит её положение. Он, заметь, этого даже не обещает.

— Это зависит от решения ареопага, — сказал конгрегат.

— Оказавшись в вашей власти, мы лишимся активной переговорной позиции. Станем объектом, а не субъектом процесса.

— Хорошо, что вы предлагаете?

— Дай им гарантии, Мелех, — сказал Лейхерот. — И мы придём. Договоримся или нет, но ты их отпустишь. Даже в худшем случае все останутся при своих, и никто ничего не потеряет.

— Ты надеешься нас переубедить, Лейх? Ладно. Вот вам моё слово: клянусь Искупителем, что мы не будем пытаться задержать вас силой. В этот раз. Устраивает?

— Ему можно верить? — спросил я.

— В данном случае да, — признал неохотно «наш» Теконис. — Некоторые клятвы нельзя не исполнить.

* * *

Переходили довольно необычным способом — зашли в какой-то старый дом, где Мелехрим приложил ладонь к чёрной каменной пластине на стене и открыл дверь на улицу снова. Она открылась в очень похожий, но совершенно пустой город, отмеченный печатью давней заброшенности, но почему-то чистый.

Это называется кросс-бифуркатор, я знаю. Но не спрашивайте меня, как это работает.