Роуз пребывала в радостном предвкушении. Через секунду или две тягостным сомнениям Уильяма придет конец, его роман с Сарой получит счастливое завершение, и можно предполагать, что в скором времени зазвонят свадебные колокола для дяди Уолтера и Полли.

– Ткачиха…

На минуту Уолтер замер в оцепенении, а Уильям продолжал:

– Это очень образованная семья. Сара захочет венчаться в методистской часовне, а не в церкви, но…

– Нет! – Чувствуя, что задыхается, Уолтер вскочил на ноги и с такой силой отшвырнул от себя стул, что тот перевернулся. – Нет!

Шесть окаменелых лиц уставились на него. На пяти было написано полное недоумение. Уолтеру это было безразлично. Он знал с того самого момента, как начал строить планы передать управление фабрикой Уильяму, что в глазах людей, вместе с которыми его сыну придется вести дело, молодость Уильяма будет выглядеть как недостаток. Они станут сомневаться в его способности принимать зрелые решения, а если он еще до вступления в права хозяина женится на фабричной работнице, тогда пиши пропало – доверия ему не будет ни в чем!

Уолтер глубоко втянул в себя воздух, осознав, что вот-вот утратит надежду на счастье с Полли во второй раз. Оно полностью зависит от того, возьмет ли Уильям семейный бизнес в свои руки. Если нет, Уолтер не сможет жениться на Полли и жить с ней в блаженном домашнем уединении в Скарборо. Он не готов принести подобную жертву. Ни ради Уильяма, ни ради кого бы то ни было вообще. Это невозможно. Немыслимо.

– Ты не можешь жениться на этой девушке! – произнес он жестко и неумолимо. – Это немыслимо.

Уильяма охватила ярость, никогда им ранее не испытанная. Ведь он знал, что отец именно так отнесется к его сообщению. Шестое чувство подсказывало ему, что так и будет!

– Почему? – спросил он, вставая; глаза у него пылали, долговязое худощавое тело вытянулось в струнку от напряжения. – Во имя спасения Христа, отец! Почему?

– Потому… потому… – Не в состоянии придумать причину, которая помогла бы скрыть его собственные эгоистические побуждения, Уолтер, как всегда, начал путаться. Почему он должен терпеть подобную сцену? Его отец не терпел этого ни секунды. Почему его слово не закон для Уильяма, каким было для самого Уолтера слово Калеба? Досада на собственную несостоятельность подогревала его лишенное всякого смысла возмущение. – Потому что я так сказал! – выпалил он, глядя округлившимися глазами через стол на своего сына, явно нисколько не устрашенного.

Ноуэл откашлялся. Уильям уже употребил имя Божие всуе в присутствии Роуз, Нины и Лотти, и, хотя Ноуэл отнюдь не был ханжой, ему не хотелось, чтобы с широко раскрытыми глазами Уильям продолжал в том же духе.

– Полагаю, я мог бы… – начал он, намереваясь предложить, чтобы девочки в его сопровождении удалились в гостиную, где им подадут кофе.

Уильямне обратил ни малейшего внимания ни на вмешательство Ноуэла, ни на то, что девочки слушают его в полном оцепенении.

– Этого недостаточно! – выкрикнул он. – Сара – чудесная девушка! Умная, воспитанная, красивая. И я намерен на ней жениться, одобряешь ты это или нет!

Для Уолтера это было уже слишком. Годами его запугивал отец. Он не допустит, чтобы его запугивал собственный сын.

– Нет, ты этого не сделаешь! – закричал он. – Не сделаешь, если хочешь быть хозяином дела Римминг-тонов! Или ты поступишь, как я велю, или убирайся прочь! Фабрика перейдет к Гарри! И Крэг-Сайд тоже! И все деньги до последнего пенни!

Уильям долгую, невыносимо тяжкую минуту смотрел отцу в глаза, потом пожал плечами, дружески похлопал Гарри по плечу и твердым, уверенным шагом вышел из комнаты.

Гарри бросил на тарелку смятую салфетку, встал, сухо произнес: «Прошу прощения», – и вышел из столовой следом за Уильямом.

Лотти расплакалась.

Ноуэл, который сидел рядом с ней, ласково обнял ее за плечи.

Роуз была слишком потрясена, чтобы плакать. Как мог дядя Уолтер так разговаривать с Уильямом?! Как он мог?! Неужели он не понимает, что поступил как самый настоящий лицемер? Что поступил несправедливо?

У Нины подобных мыслей не было, она употребляла все силы, чтобы выглядеть удрученной. Это было нелегко, потому что она отнюдь не была удручена. То, что Гарри унаследует Крэг-Сайд и фабрику, привело ее в состояние ошеломительной, невероятной, потрясающей эйфории. Ей хотелось сбросить с себя туфли и запустить их под самый потолок, хотелось пуститься в пляс по комнате. Вместо этого она со сверхчеловеческой выдержкой проговорила:

– Позвонить, чтобы подавали сыр, дядя Уолтер? Могу я попросить, чтобы кофе сервировали сегодня вечером в столовой?

Уолтер неуверенным движением протянул руку, как бы ища твердую опору. Опустил ее на стол, опрокинул кувшинчик со сливками, сбросил со стола нож для сыра. Что произошло? Еще четверть часа назад он чувствовал себя счастливым патриархом единой семьи. Собирался попросить Уильяма остаться, когда все остальные уйдут в гостиную пить кофе, и сообщить ему, что передает в его руки фабрику и все прочее.

А теперь? Опираясь на стол, Уолтер потянулся за своим стулом, который кто-то поднял и поставил на место. Ноуэл? Нина? Он не знал. Он только понимал, что Уильям вышел из комнаты с таким видом, словно больше никогда уже сюда не вернется, что Лотти все еще плачет, а Роуз… его Йоркширская Розочка… смотрит на него с таким смятенным выражением, что колени у него дрожат, как желе.

Уолтер тяжело опустился на стул. Он, разумеется, мог бы все повернуть назад. Мог пойти за Уильямом и объяснить ему, что говорил с ним в гневе, сгоряча. Что он этого не хотел, что он передумал и готов познакомиться с молодой женщиной и так далее. И что тогда? Он не смог бы передать Уильяму фабрику – он не имел бы покоя, если бы сделал это. И тогда не было бы Скар-боро для него и для Полли или не было бы в ближайшем будущем, а ждать долго он не в состоянии. Господь милостивый, разве он мало ждал? Двадцать пять лет… неужели этого мало?

– Я думаю, вам надо было бы пойти за Уильямом, дядя Уолтер, – негромко заговорила Роуз, пренебрегая тем обстоятельством, что, возможно, не ее дело советовать дяде, как он должен или не должен поступать. – Иначе, мне кажется, он может совсем не вернуться и… Уолтер остановил ее слабым мановением руки. Он не рассердился на Роуз за ее вмешательство, даже не сосредоточился на нем.

– Нет, – сказал он, думая о Скарборо и зная, что Гарри прекрасно справится с делами на фабрике и уже сейчас разбирается в них так, как Уильям никогда не разбирался. – Нет. Я не намерен отступать. Я решил твердо. И настаиваю на том, что сказал. Гарри займется фабрикой. Прямо с завтрашнего дня.

Прежде чем кто-нибудь откликнулся на его слова, из холла донесся звук захлопнувшейся за кем-то входной двери. Несколькими секундами позже на пороге столовой, воинственно подбоченившись, возник Гарри, до такой степени разозленный, что Роуз с трудом его узнала.