Сам директор не видел спектакля. И он не знает, что у нас на сцене не то чтобы нет «обнаженки» – ни единого скабрезного слова не звучит! А разговор о пресловутой «свободной любви» идет с точки зрения здоровой человеческой совести, которая не может примириться с тем, что «все принадлежат всем», которая воспринимает эти отношения не как любовь, а как порок больного общества, скатывающегося в пропасть. Ничего того, что нельзя видеть и слышать старшеклассникам, в пьесе нет – как нет ничего подобного и в самом романе Хаксли.

Почему не называю имен действующих лиц? Да потому что меня об этом попросила сама жертва. Да, она ушла из школы и устроилась на новую работу. И просила не поднимать скандал по крайней мере до тех пор, пока она не выйдет на новое место работы. Я, со своей стороны, обещал ей не называть фамилий, но оставить этот случай без огласки я не могу.

За что уволили учителя? За то, что он добросовестно, творчески подходил к своей работе? Вы много знаете школьных учителей, которые ходят со своими учениками в театр, чтобы увидеть сценическое воплощение знаменитого литературного произведения?

Я не поленился, полез в интернет и нашел список обязательной и дополнительной литературы для чтения летом для учеников одиннадцатого класса. Будь я этим самым директором N, у меня бы волосы на голове встали дыбом: о ужас! «Петр Первый» Алексея Толстого! Да там же кровища льется рекой – царь казнит стрельцов, разбойнички лютуют на лесных дорогах, староверы целыми скитами себя сжигают! А «Тихий Дон»? Дичь и мрак! Ужасы Гражданской войны в красках – где рейтинг 18+?! А «Сто лет одиночества» Маркеса с его кровосмесительным кошмаром, убийствами и самоубийствами, темной тягой к запретному? Кого уволить за это?!!

А что мне как худруку делать с горьковским «На дне»? С произведением, которое десятилетиями входило в школьную программу, по которому несколько поколений выпускников писали сочинения? Там ведь тоже есть и насилие, и пьянство, и распущенность. Там человека убивают! Мы сделали это произведение понятным для современного человека, в том числе и молодого зрителя, – и что получается: теперь надо ждать новых сюрпризов со стороны поборников какой-то новой, железобетонной нравственности? Чем еще удивят нас адепты современного неопуританства?

Меня серьезно беспокоит та атмосфера в нашем обществе, которая порождает подобного рода случаи. Нравственность – очень правильная и нужная вещь. Но когда вокруг начинают происходить подобные странные вещи, закрадывается сомнение: а не сбит ли нравственный «прицел» у нынешних охранителей и запретителей? Учителя, который пытается заставить своих учеников думать самостоятельно, расшевелить их, отвлечь от «решебников», – уволить! Вы, борцы за нравственность, понимаете, что вы делаете? Не только с этим учителем – с детьми? Вы понимаете, что благодаря вам «дивный новый мир» побеждает уже сегодня?

Возможно, прав был Вознесенский, когда вложил в уста своих героев грустные слова: «Смешно с всемирной тупостью бороться, свобода потеряла первородство». Но я не хочу заранее соглашаться с этим и опускать руки. Со всемирной тупостью можно и нужно бороться, и бороться с нею нужно самым ценным и светлым, что у нас есть, – культурой. Я хочу чувствовать себя гражданином. Я хочу жить в здоровом обществе. Уверен: вы – тоже.

Я благодарен судьбе за то, что меня всегда куда-то заносит, в какие-то новые для меня области – и всегда заносит крайне интересно. Вот, я уже третий год занимаюсь театром – ежедневно, круглосуточно. Конечно, театральный опыт был у меня и прежде, но чтобы вот так напряженно работать в театре целых два года – такое со мной впервые. Каждый день – большое поле ответственности, множество задач – хозяйственных и творческих. За это время я изменился. И почувствовал я это в совершенно неожиданных для себя самого обстоятельствах.

Меня пригласили на одно мероприятие из числа тех, что принято называть статусными. Никогда не любил ходить на такие тусовки, но нужно же как-то зарабатывать деньги. В общем, я оказался среди непростой публики: там были люди богатые, были просто состоятельные, были желающие такими казаться – всякие. Еда, шампанское – все как положено. Стол был накрыт дорого, белой скатертью, на которой были разбросаны блестящие новогодние конфетти. Это было красиво. Я сидел, ждал, когда мне надо будет выйти на сцену и вручить награду – формальную, но претенциозную. От нечего делать гонял вилкой одну из этих блесток и поймал себя на такой мысли: если бы сейчас мне сказали: Юрий, там у нас полмешка этих конфетти осталось – вам не нужно? Я бы с удовольствием забрал их в театр – украсить театр к Новому году. Потому что денег не хватает, и мы с миру по нитке собираем все, что только может пригодиться. В общем, я был бы счастлив, если бы мне подарили килограмм этих блесток.

Как-то давно меня жизнь свела с великим режиссером Петром Наумовичем Фоменко. Так вот, эти блестки напомнили мне один случай. Петр Наумович обычно никуда «ради статуса» не ходил. Но театру нужны были спонсоры, и его уговорили сходить на юбилей какого-то банка. Вокруг него суетились всякие помощники и начальники: «Дорогой Петр Наумович, уважаемый Петр Наумович…» Он стоял, молчал, жевал усы. И тут открываются двери в огромный банкетный зал. А там рядами – столы, накрытые по-настоящему богато, по-купечески. Изобилие. Фоменко посмотрел на это все и говорит: «Сейчас съедят бюджет моего театра». Развернулся и ушел.

Ходят разговоры о том, что нужен закон о меценатстве. И бизнесмены говорят, мол, если государство согласится списывать налоги, мы будем давать деньги на поддержание культуры. Но если сегодня тратятся миллионы и миллионы безо всякого списания налогов – почему мы уверены, что что-то изменится с принятием нового закона? В конце концов, есть люди, которые помогают нуждающимся и поддерживают культурные, образовательные, социальные проекты уже сейчас, в нынешних условиях; и они делали это и вчера, и позавчера.

Но я сейчас не о благотворительности. Я скорее о том, что почему-то сохраняется и другая «традиция»: миллионы тратятся непонятно на что. И мне искренне жаль тех людей, которые их тратят – и никак не могут отыскать среди богато накрытых столов, среди шика и блеска дорогих украшений, среди рассыпанных толстым слоем сияющих конфетти – простую радость. Неудивительно: деньги уходят на пустое. Все эти «мероприятия» – одна большая черная дыра, бездонная зияющая пустота. И сколько ни бросай туда денежных знаков – лучше не станет. И – как в анекдоте: «шарики не радуют». Да – красивые люди, да, модные артисты, гонорары, банкеты, салаты, бриллианты, но все – пустота. «Самая стильная семья года», «Самый-самый человек в Москве» и прочие глянцевые «звания» – зачем эти странные премии-пустышки? Кому они нужны? Зачем проводятся эти дорогущие церемонии, в организацию которых вкладываются серьезные компании-спонсоры?

Я не прибедняюсь: я сам не бессребреник, и деньги мне нужны. Но последние два года научили меня тому, что любая потраченная тысяча рублей может работать очень по-разному. И от всех этих мероприятий у меня возникает одно странное ощущение: как будто работает некий двигатель, причем работает на полных оборотах, но он будто подвешен в вакууме – и от него никакой отдачи, даже тем, кто заливает в его баки горючее. Внутри этого вакуума все едино: что новогодние блестки, что скучающие лица гостей – все не имеет никакой ценности, никакого смысла. Потому что – вакуум.