class="p1">Захват власти в Петрограде был детской игрой, скромно говорит Ленин о событии, которое в книгах по истории будет названо революцией, изменившей мир. То, что в действительности происходит в ночь на 26 октября 1917 г. в Петрограде под покровом темноты, следует охарактеризовать как совершенно недраматичное событие. Едва нарушая ночной покой, большевики и сочувствующие им захватывают один за другим мосты и вокзалы, почтовые и телеграфные ведомства, банки (пустые). Нигде нет сопротивления, выстрелы едва слышны. Взрывная сила этого поначалу тихого революционного события заключена в бесконечных кровавых боях, которые последуют потом.

Официально находившийся до предыдущего дня на посту премьер-министра Керенский уже в 9 часов утра выбрался из города в униформе сербского офицера. Точнее говоря, он уехал в автомобиле посольства США с флажком посла и сотрудником посольства за рулем. Два господина мчатся из революционного города в направлении Пскова. Керенский якобы не бежит, как он считает нужным оправдываться еще годы спустя, а пытается забрать войска с фронта и вновь захватить Петроград. Однако в Ставке российского Северного фронта едва ли можно найти кого-то, кто бы хотел пойти ему навстречу или поддержать его. Войсковые командиры больше не хотят пускаться в подобную игру ва-банк. Керенскому удается лишь собрать некоторые мелкие части, с которыми бывший военный министр и премьер направляется к Петрограду, против революционеров-большевиков. Через Лугу и Гатчину кучка войск Керенского доходит до Царского Села. Там, всего «в двух часах езды» от Петрограда, солдаты отказываются двигаться дальше, и всадники слезают с лошадей. Это означает окончательный крах контрзахватнических планов Керенского.

То, что исторически значимый и чреватый последствиями ночной захват власти происходит без мощного сигнала к штурму и длительной канонады, объясняется тысячами предыдущих действий и акций. Хватило одного звукового сигнала вечером, холостого выстрела маневренным снарядом с борта почтенного возраста крейсера «Аврора». Так было условлено, в известной мере в качестве стартового выстрела к штурму Зимнего дворца, где министры Керенского ожидают подмоги. Здесь больше не нужно штурмовать бастионы, т. к. министры отдают своей наскоро собранной для защиты здания группе, горстке готовых к стрельбе военных курсантов, участницам добровольного женского батальона и команде велосипедистов, команду не стрелять, когда придут красногвардейцы. Не должна пролиться кровь, говорят министры Керенского, и они имеют в виду, разумеется, свою собственную» кровь.

Через незакрытые и едва забаррикадированные двери боковых входов во дворец и открытые окна революционеры, не встречая заметного сопротивления, вторгаются в здание и арестовывают министров Керенского. Под охраной их доставляют в Петропавловскую крепость. Их приходится защищать от собравшейся тем временем в революционном центре толпы, готовой к расправе. Кровь в эту ночь не проливается, «детская игра» быстро заканчивается. Правда, много крови еще будет пролито в последующие годы, во время беспощадной многолетней Гражданской войны. Историки этого века будут говорить о «белом» и «красном» терроре. Уже в оценке «Февральской революции», которую многие называют буржуазной, мнения расходятся. Одни считают эту первую, буржуазную революцию 1917 г. со свержением царской системы решающей, для других лишь Октябрьская революция с захватом власти большевиками становится действительно значимым, изменившим мир событием.

Лишь 10 лет спустя, уже при единовластии Сталина, «Великая Октябрьская социалистическая революция» с ее «штурмом Зимнего дворца» будет представлена как художественный и кинематографический образ, запоминающийся в зрелищном и драматургическом отношении, в фильме режиссера Сергея Эйзенштейна. В 1927 г. статисты штурмуют главный подъезд Зимнего дворца, запечатленный в картине как архитектурный символ последнего бастиона исторически перезрелого и устаревшего общественного строя. Историческое событие представлено зрителю как очень простая и однозначная акция: добрые побеждают злых, морально опустившееся старое терпит поражение, а доброе, справедливое, новое пробивает себе путь, сопровождаемое большими надеждами на лучшее будущее. Это запечатлено на десятках тысяч картин, на метровых пестрых настенных коврах, в бесчисленных речах, вновь и вновь представляется в театрах и на ритуальных демонстрационных процессиях. Донесено до последнего уголка собственной страны и до всего мира. Это своего рода современная революционная панорама, широкоэкранная икона, благоговейно преклоняться перед которой становится обязанностью и потребностью миллионов людей. Ставшая картиной надежда навсегда оставить позади нужду и бедствия своего времени.

Напротив, трезвый аналитик Ленин «высказывает то, что есть»: детская игра, тяжелое еще впереди. Но об одном он не говорит и в дальнейшем: чем все было оплачено, какие деньги будут и далее щедро течь еще некоторое время, чтобы покрыть издержки революции? И что там было с германскими деньгами? — Но почему Ленин не пользуется случаем, чтобы теперь, после захвата власти, открыто положить финансовые карты на стол?

Это все равно когда-нибудь выйдет на свет, ничто нельзя утаить от истории, об этом Ленин знает. И ведь теперь, когда и «другая сторона» очень предприимчива в финансовом отношении, он и его люди могли бы открыто сказать о своих денежных источниках. Конгресс США как-никак одобряет к этому времени громадный долларовый кредит для создания второго пути на «сибирской жизненной артерии», единственной железнодорожной магистрали от Тихоокеанского побережья поперек Сибири до Европейской России. Для оружия, боеприпасов и солдат, которые должны быть задействованы против нового правительства — большевиков. Две державы Антанты, Великобритания и Франция, также начинают реализовывать программу денежной помощи противникам большевиков.

В Берлине ошиблись все те, кто преждевременно считал, что с захватом власти Лениным, с Октябрьской революцией, германская политика революционизации пришла к успешному завершению и поток германских миллионов может иссякнуть раз и навсегда. Совсем наоборот: дело только начинается по-настоящему! Новые власть имущие не могут ничего почерпнуть из захваченных государственных касс своего предшественника Керенского, т. к. кассы Керенского пусты! И нужно спешить. Выясняется, что мечта Гельфанда в 1915 г. о финансировании с помощью 20 миллионов рублей всей российской революции была все-таки слишком наивным представлением. Теперь, в конце 1917 г., после революции, спросом пользуется чувство реальности.

Когда читаешь фолиант германского Министерства иностранных дел за период «с 1 ноября 1917 г. до 28 февраля 1918 г., том 23», то тайные акты «Мировая война. 11 с. Секретно» выглядят почти текущей бухгалтерской книгой германо-российской истории. Ничего не осталось от хладнокровного спокойствия после октябрьского штурма 7 ноября (25 октября). Напротив, в Министерстве иностранных дел, в Генеральном штабе, в его секретном отделении IIIb, в руководстве Рейха в

Берлине распространяется нервозная лихорадка. Запрашиваются срочные доклады о положении новых правителей. Ширятся опасения, смогут ли удержаться люди Ленина, и если да, то как долго еще? И прежде всего: удастся ли им официально заключить столь настоятельно необходимый сепаратный мир с Германией на Восточном фронте?

Уже через 2 дня после захвата власти в Петрограде в Берлине выделяется 10-миллионная сумма. Сидя за подготовкой распоряжения, статс-секретарь казначейства Рейха от руки