– Пушки сильны, спорить не буду. Особенно против деревянных надстроек на стенах. Но у вас их всего восемь! До зимы будем загорать? Боюсь, польская шляхта возразит против столь вызывающей литовской выходки на западе королевства. По той же причине долгая осада невозможна. Провизией я запасся, вода в замке есть. Ваше предложение заманчиво, но не годится. Злотый – это тридцать грошей, очень маленьких серебряных монеток. Сто тысяч – не пятая и даже не десятая часть стоимости радзивилловского наследства. Назовите реальную цифру, тогда будет разговор. Пока же разрешите откланяться.

Сесть на коня Сиротке я не помог, наблюдая за бесплодными попытками охающего от боли толстяка вскарабкаться в седло. Наконец, устав от собственной беспомощности, Радзивилл криками подозвал своих. Я не стал пенять на нарушение условий переговоров и направился внутрь крепости, за мной поднялся мост, грохнула опускаемая толстая решётка.

К сумеркам в сотне шагов от стен крепости развернулись пушки.

– Ядра раза в три больше наших. Вижу, подвозят ещё две осадных мортиры. Прикажете начать первыми? – дон Альфредо привёз из Западной Европы медную зрительную трубу дурного качества, но лучше чем ничего. Сейчас он осматривал через неё литовские приготовления.

Наши пукалки, поднятые в башни, гораздо слабее. Но высота артиллерийских позиций даёт перевес… Нельзя стрелять! Пусть литовцы первыми начнут.

– Ждём. И тотчас отвечаем. Залп из мушкетов. Отгоните их – слишком смело топчутся под стенами. Хотя… Я сам.

В надежде, что Сиротка покажется, чтобы увидеть результаты артподготовки, и попадёт в прицел мушкета, я выбрался на крепостные зубцы. С такой высоты можно пулять на несколько сотен шагов, вот попадать… Мои мысли были прерваны вспышками, через секунду донёсся грохот, а потом ядра замолотили по стене, камни вздрогнули под ногами. Замок – слишком большая мишень, трудно промазать даже с первой попытки.

Заговорили кулеврины, прицелился и я, щёлкнув кремневым замком… Разрядив мушкет, кинул его поляку Свидерского, схватился за второй.

Литвины отпрянули назад, кроме пушкарей. И хотя наши ядра падали очень близко, заметного урона они не нанесли.

Стреляли в нас очень медленно. Я обратил внимание, что канониры увеличивают угол возвышения. Скоро ядро ударило в башню всего в паре шагов от моей позиции, каменная крошка больно вонзилась в щёку. Следующее ядро упало внутрь стен – во внутренний двор крепостного четырёхугольника, оттуда послышались крики.

Куда-то попали и наши, пушечная перебранка завершилась с наступлением темноты. Я спустился вниз.

– Дон Альфредо! Доложите о потерях.

– Двое раненых, ваша светлость! – испанец впервые командовал боем в моей армии и был горд, что поначалу справился неплохо. – Есть печальная новость, сеньор. Одно из ядер зацепило вашу кобылу.

– Что-о?! – я кинулся к коновязи, понимая, что ничего изменить не могу, внутри крепостных стен теснота, двести лошадей стоят очень плотно, любое попадание чревато…

Матильда лежала на боку и всхлипывала. Каменное крошево пробило ей рёбра, вызвав кровотечение. Кровь хлестала бедняжке и внутрь, потому что красная пена пузырилась на губах.

Почему-то морда Матильды, освещённая факелами, расплылась у меня перед глазами, и я почувствовал, что плачу. Упал перед ней на колени и воткнулся лицом в чёрную, так вкусно пахнущую гриву… Лошадь захрипела, засучила ногами, потом издала звук, похожий на плач. Боже, как ей, наверно, больно!

Я рыдал уже в голос. Все годы она была со мной. Дождалась каким-то чудом, пока хозяин гнил в Вавеле. Столько раз вывозила из передряги… Теперь, когда уехал Паша, оставалась единственным близким мне существом в этом мире, не человеком, конечно, но своим, родным… А сейчас умирает, мучается, уходит, и я ничего, абсолютно ничего не могу поделать! Разве что прервать мучения.

Поднявшись с лошадиного тела, подумал, что в ближайшие дни не притронусь к мясу. Такова проза жизни – повар пустит мою подругу в котёл, и нет никаких причин воспрепятствовать. Но я не могу есть Матильду!

– Капитан! Ко мне!

Дон Альфредо крутился рядом, он с неодобрением услышал приказ о вылазке.

– Враг обычно ожидает вылазку в первую же ночь, пока осаждённые не истощены и в полном составе.

– Мне нужно два человека, самых проверенных. Умеющих плавать. Вылазка будет такая, что литовцам и в голову не придёт к ней готовиться.

Ночь, моя союзница, выдалась безлунная. Мы переправились на противоположный берег Ясеня, час брели вверх по течению, снова переплыли реку и тихо зашли к литовскому лагерю с тыла. Я прихватил только кинжал, метательные звёзды и кожаный мешочек с огнивом, туго перевязанный, чтоб не попала вода. Часовых сняли тихо. А когда из пропоротого мешочка с порохом просыпалась дорожка, и на конце её вспыхнул огонёк, мы понеслись к ближайшему леску, практически не скрываясь, сейчас будет не до нас…

…Моргнула зарница, в спины ударила тугая волна. Уши заложило грохотом. Полагаю, если кто-то оказался между нами и телегой с запасами пороха, ему пришлось ещё хуже. Во всяком случае, не преследовал никто.

Утром с высоты стен я рассмотрел большое чёрное пятно, где стояла та телега. Литвины отпевали и хоронили погибших, явно больше, чем мы прирезали часовых.

– Как вы полагаете, они не передумают умирать ради денег?

– Вряд ли, – пожал панцирными плечами пан Свидерский. – Раньше дело было в серебре, сейчас пролилась кровь. Ждём приступа! Я им покажу…

Приступы были, но вялые, больше напоминавшие разведку боем. Мы раз решились на классическую ночную вылазку – распахнули ворота и в верховом строю накинулись на литовский лагерь, быстро ретировавшись под защиту стен, да ещё разок я сплавал на противоположный берег, пока враг не выставил там пост.

Прошла неделя, и установилось невыгодное мне статус-кво. Сиротка, лишённый пороха для пушек, не мог взять замок штурмом, я не намеревался здесь зимовать.

А потом дон Альфредо принёс мне прокламацию, переброшенную через стену. Судя по всему, таких эпистолей к нам попало несколько, и что солдаты не принесли другие – это дурной знак. Сиротка пообещал раздать защитникам крепости сто пятьдесят тысяч злотых на всех при условии открыть ворота и выдать ему графа де Бюсси – целиком или порубленного на кусочки.

– Для де Вильялонги и его пары дружков самое подходящее предложение, – со вздохом признал мой самый доверенный офицер, и я не мог с ним не согласиться. – Но заточить его в подвальный каземат на одном лишь подозрении не могу – взбунтуются.

– Следи за ним в оба. А при случае столкни в спину со стены.

Зря я это приказал. У дона Альфредо свои понятия о чести.

Но пока зреет заговор, я в ежеминутной опасности. Воткнуть кинжал в затылок или даже подбросить отраву в еду и питьё могут в любой момент. Отныне придётся ходить по крепости, оглядываясь даже на собственную тень.