Позднее, объясняя причины своего увольнения, митрополит Николай говорил архиепископу Василию: «Это от гражданских властей. Вы, наверное, слышали, что у нас за последнее время очень усилилась антирелигиозная пропаганда. Я с этим боролся в своих проповедях. Не в тех, конечно, которые печатались в ЖМП, а в церквах. А народ мои проповеди слушает и любит… Именно это и было неприемлемо для наших сегодняшних властей. Им нужны архиереи, которые молчат и торжественно служат. А те, которые проповедуют и борются с безбожием, им невыносимы и непонятны. Вот меня и убрали!»[264] Итак, даже владыка Николай, настроенный к властям весьма критически, сознавал, что они не намерены сокрушать Церковь, что их устраивают те, кто лишь «торжественно служит».

…Наступил XXI век. Изменилась эпоха. Власть и Церковь демонстрируют друг другу знаки всяческого почтения. Архиереи торжественно служат, а не обличают социальные язвы в проповедях…

Радикализация позиции Николая произошла после 1958 г., когда в Совете не вызвала поддержки инициатива митрополита о присуждении международной Ленинской премии мира «кому-нибудь из руководства Патриархии»[265]. Это вызвало толки по поводу причин обиды Николая на власть[266]. В оправдание митрополита можно сказать, что эта история совпала с усилением давления государства на РПЦ. В любом случае Николай и ряд других иерархов сочли возможным ответить на усиление налогообложения и закрытие монастырей обличительными проповедями.

После полемической артподготовки аппарат ЦК подготовил план церковной реформы, которая должна была установить новые правила отношений Церкви и советского общества.

13 января 1960 г. было принято постановление ЦК КПСС «О мерах по ликвидации нарушений духовенством Советского законодательства о культах». Постановление напоминало, что Декрет об отделении Церкви от государства и постановление ВЦИК и СНК 1929 г. передавали все церковное имущество прихожанам. А «Положение об управлении Русской Православной Церковью» Поместного собора 1945 г., утвержденное правительством, «отстранило прихожан от управления имуществом и денежными средствами, вернув эту прерогативу, как это и было прежде, настоятелю»[267]. Предстояло восстановление «демократических норм». Руководство приходской общины («двадцатка») должно было не назначаться священником, а избираться самой общиной. Разумеется, это можно было делать под контролем властей и приводить к власти в общине ее ставленников. Но не стоит преувеличивать масштаб перемены. Власти и прежде имели возможность контролировать состав «двадцаток». К тому же «ставленник властей» должен был быть вовлечен в церковную жизнь. Большинство руководителей общины были людьми верующими, заботившимися о деле, но лояльными властям. Эта мера была направлена против наиболее радикальной части церковного актива, о которой писал Осипов, и которая зримо проявила себя в Ивантеевском деле как раз в январе 1960 г.

Постановление ЦК не было обязательно для Церкви, хотя и предопределяло государственные меры. Но принятие правительственного постановления затянулось на год, так как руководство Церкви решилось «вынести сор из избы».

Выступая 16 февраля 1960 г. на Конференции советской общественности по разоружению Патриарх Алексий I перечислил заслуги Церкви в отечественной истории, и осторожно добавил: «несмотря на все это, Церковь Христова, полагающая своей целью благо людей, от людей же испытывает нападки и порицания, и тем не менее она выполняет свой долг, призывая людей к миру и любви»[268].

Публичное упоминание на международном мероприятии «нападок и порицаний» против Церкви в СССР было неслыханным нарушением прежнего внешнеполитического союза. Когда Патриарх закончил читать речь, в зале раздались два-три жидких хлопка, а вслед за тем один за другим поднялись представители «общественности» и начали громить Патриарха… «„Вы хотите нас уверить, что вся русская культура создана Церковью, что мы ей всем обязаны, но это неправда“ и т. д. Произошел целый скандал»[269], - рассказывал митрополит Николай архиепископу Василию.

Руководители государства были возмущены, но выступление Патриарха задержало дальнейшее наступление властей. Теперь, во избежание толков за рубежом, требовалось добиться согласия РПЦ на основные мероприятия реформы.

21 февраля председатель Совета по делам РПЦ Г. Карпов был отправлен в отставку и заменен В. Куроедовым, который еще не подпал под «чары» священников[270]. 11 марта на встрече с руководством Патриархии Куроедов подтвердил, что курса на уничтожение Церкви не существует, но государство намерено строже контролировать соблюдение ею законодательства о культах.

Однако Патриарха это не успокоило, и он продолжал критиковать государственную политику. 11 марта 1960 г. Алексий на приеме в Совете по делам РПЦ высказал представителям власти серьезные претензии по поводу эксцессов 1959 года. В прежние послевоенные годы не было закрытий храмов без уведомления верующих и с уничтожением утвари, как в Харькове, Златоусте, селе Горцы. Патриарх возмущался разгоном паломников в Коренной пустоши[271]. Само это перечисление показывает, что речь шла об эксцессах, а не о тотальном преследовании и разгроме.