Через Люблинское воеводство дивизия им. Ковпака ушла под Варшаву, и оттуда через Белостокское воеводство в Белоруссию, где дождалась прихода Красной армии. На предложение Строкача вести ковпаковцев рейдом в Словакию Вершигора ответил отказом.

Николай Куницкий, командир польского советского партизанского отряда, вспоминает, что после того, как их отряд с территории Люблинского дистрикта перешел в восточную Галицию, рейд превратился в мучение. По «разгневанной земле» пришлось идти, огибая украинские села: «Но это не дало результата, и украинская банда УПА взяла нас однажды в перекрестный огонь из двух деревенек одновременно. После этого случая сменили тактику и шли дорогами через деревни. Вокруг нас на расстоянии 20 км население сел било в колокола, в железнодорожные колеса, бляхи и по-разному поднимало тревогу. Немцы начали погоню…»[318] Чтобы сохранить отряд, Куницкому пришлось уйти в Карпаты.

В воспоминаниях диверсанта Ильи Старинова утверждается, что в годы войны в Западной Украине «сельское население жило в постоянном страхе. Бандеровцы приходили по ночам, забирая у селян продукты, якобы для партизан, на самом же деле передавая их немцам»[319]. Вероятно, Старинов забыл, что 17 марта 1944 г. в телеграмме в УШПД он по-другому оценивал отношения УПА с населением:

В описанных условиях красные вели себя в Галиции как завоеватели. 17 марта 1944 г. глава АК «Лавина» генерал Тадеуш Комаровский отправил в Лондон донесение «Отряды советских партизан в округе Львова», в котором, среди прочего, указывалось:

В тот момент Западная Украина стала прифронтовым тылом Вермахта. И если в первые три месяца 1944 г. на Волыни, благодаря лесистой местности и относительно знакомым условиям красные партизаны оказывали существенную помощь Красной армии, даже пытались захватывать города, что, впрочем, не всегда удавалось, то в Галиции из-за указанных обстоятельств и довольно развитой инфраструктуры сколько-нибудь масштабной деятельности красным развернуть не удалось. Как отмечал неизвестный польский националистический подпольщик в обзоре ситуации в округе АК «Львов», в июне 1944 г. находившиеся в лесах советские диверсионные отряды не проявляли никакой активности: «Сильные отряды Вермахта заняли все дороги и блокируют таким образом диверсионные группы, не предпринимая никаких дальнейших шагов в направлении их ликвидации»[322].

К объективным причинам провала плана УШПД на 1944 г. относится также и сильная утомленность личного состава основных партизанских формирований. Это постоянно отмечали члены ОУН. В частности, на Ровенщине подпольщик описывал отряд УШПД под командованием Д. Попова как какую-то орду:

Пару месяцев спустя, в июне 1944 г. в Галиции отмечалась та же картина:

Тем не менее даже то, что удалось сделать украинским партизанам в 1943–1944 гг., можно признать успехом. На протяжении третьего года войны они активно вели диверсионную деятельность, добившись серьезного результата. По данным оперативного отдела УШПД, только за второе полугодие 1943 г. украинские партизаны подорвали эшелонов в четыре раза больше, чем за первый и второй год войны, вместе взятые[326].

При этом действия украинских партизан были примерно вдвое эффективнее действий партизан Белоруссии. Например, согласно статистике штабов партизанского движения, партизаны Белоруссии, оперировавшие в благоприятных условиях лесистой и болотистой местности, в течение всей войны, в среднем в 4 раза превышавшие по численности своих украинских коллег, уничтожили в 2,3 раза больше поездов, чем подчиненные УШПД[327]. Периодически на имя Хрущева и Строкача представители украинских партизанских отрядов отсылали докладные записки, в которых обвиняли белорусских партизан в пассивности, непрофессионализме и чрезмерных приписках в сообщениях об уничтоженных поездах[328].