– Хотя нет, прошу. Потому что предлагаю тебе выйти за меня замуж.

«Ну, где же вы, звезды, давайте, падайте! Освящайте наш путь!»

– Замуж… Не рано ли? Я ведь только на второй курс перешла.

– Согласись: мы с тобой идеальная пара.

– Ну, соглашусь, – вздохнула Юля.

– Согласись: мы, если будем вместе, сможем горы свернуть.

– Ну, наверное.

– Так давай же будем вместе, черт возьми!

И тут звезда, наконец, упала – чиркнула по небосводу.

– Давай еще немного подождем, а? – искательно промолвила она.

– Не нагулялась? – вдруг вырвалось у Евгения злобно-ревнивое.

– Можешь считать и так, – дернула плечиком Юлия.

– Знаешь, – сказал он почти угрожающе, – больше я никаких предложений тебе делать не буду. Или сейчас – или никогда.

– О! – воскликнула она. – Ты мне уже угрожаешь. Что же будет в браке?

– В браке со мной у тебя все будет хорошо, – твердо молвил Евгений. – Ты только скажи да!

Он не стал посвящать Юлию в свои планы и расчеты. Однако он должен был жениться, и прямо сейчас. Для того было два важных резона. Во-первых, Евгений оканчивал аспирантуру. Брак нужен, чтобы остаться в Москве. Во-вторых, его посылали в Париж – изучать тамошнее рабочее движение, и уже намекнули, что оформление пошло бы куда веселее, если бы он пребывал в законном браке.

– Давай подождем, – упорствовала она. – Хотя бы до того момента, когда я институт окончу. Если у тебя, конечно, не пропадет к тому времени желание.

– Нет, дорогая, – непреклонно качал головой Евгений. – Я не могу больше ждать.

– Ну, что ж делать. Это твоя проблема.

– Тогда мы больше не увидимся, – быстро закончил парень.

– Тебе не кажется, что ты сам себя наказываешь?

– А вот это не твое дело.

– Неужели мы правда расстанемся? И ты никогда не придешь ко мне? – провоцирующе прищурилась она. – И не позвонишь?

Он угрюмо выпятил челюсть.

– Нет. Нет. Никогда.

И тут, словно издеваясь, упала еще одна звезда.

– Женечка, миленький, хороший мой, родной! Ну, давай еще повременим, а?

– Нет. – Он вскочил. – Ты должна сказать мне да. Прямо сейчас.

– Женечка, ну мне всего восемнадцать лет, я еще не…

Он не дослушал.

– До свидания.

Повернулся и пошел по камням в сторону от моря.

– Женя, постой! – выкрикнула Юля.

Он остановился, в надежде обернулся.

– Ты даже не проводишь меня?

Он буркнул:

– Сама найдешь дорогу. Не маленькая.

И пошел – упрямо выпятив челюсть. Вырвав, как ему казалось, эту занозу из своей жизни навсегда.

Прошло два месяца

Октябрь 1986 года

Москва

Он сдержал свое обещание. Не звонил и не приходил. Без Евгения Юле стало не то что скучно, но явно чего-то не хватало. Словно убрали одну из колонн, поддерживающих ее жизнь, и дом покосился. И еще она стала раздражительной, злой. И даже кидалась и на бабулю, и на деда, Петра Ильича. (Они к тому времени вернулись в СССР из своего Нью-Йорка, и дед занял видную должность в ЦК – Горбачев его всячески продвигал.) Потом появились признаки, Юля сходила к врачу, и оказалось: у нее беременность шесть недель.

Тогда-то девушка и бросилась к бабуле. А Валентина Петровна – как и восемнадцатью годами ранее со своей дочерью Наташей – категорически запретила девочке даже думать об аборте.

– Представь, если б твоя мать так поступила? – воскликнула она патетически. – На свете никогда бы не было тебя!

– Может быть, от этого всем было бы лучше! – буркнула девушка.

– О чем ты говоришь?! Что за пораженческие настроения?! Надо бороться!

И настропаленная Валентиной Петровной Юлия стала бороться. Первым делом отправилась, конечно, к отцу будущего ребенка.

Мишель лежал на своей койке в общаге, в трениках с пузырями на коленях и в не слишком свежей майке-алкоголичке (то есть вовсе без рукавов). И хотя был будний день, половина третьего, он пребывал подшофе, о чем свидетельствовал портвейный дух, распространяемый над кроватью.

– О-о, какие люди! – прокричал он, завидев Джулию, однако даже не сделал попытки привстать с кровати.

«Какая сволочь! – подумала она. – И какой красавчик! Убила бы его за эти кудри льняные, есенинские, за сладкий рот, за длинные ресницы!..»

– Чем обязан визиту столь высокородной дамы? – продолжил куражиться Михаил – по-прежнему лежа ничком.

– Ты бы хоть привстал! – брезгливо бросила она. – Для порядка!

Парень сделал вид, что пытается оторваться от кровати, чуть приподнял свой узкий зад, но потом со стоном, якобы в изнеможении, плюхнулся назад.

«Лет через десять кудри его поредеют, – вдруг подумала Юля, – уже сейчас вон залысины. Глаза выцветут и потускнеют. А лицо станет как свекла – любит он закладывать за воротник. В довершение картины нос покроется красными прожилками. Умом парень не отличается, трудолюбием тоже, учится через пень-колоду. Что остается? Обаяние, артистизм? Ими сыт не будешь… Зачем, спрашивается, моему ребенку такой отец? А с другой стороны, ведь это – его ребенок… И я любила его, да и сейчас, чего уж таить, сердце обмирает, несмотря на все его многочисленные недостатки».

Сесть он ей предложить не удосужился. В поисках места она сняла с единственного в комнате стула гитару, переложила на пол. Села.

– Э-э, – запротестовал Мишель, – гитаре не дело на полу валяться. Давай-ка ее сюда. Или, может, лучше ты ко мне приляжешь?

– Не дождешься, – буркнула Джулия.

А он равнодушно бросил: «Не хо – как хо», что означало: «Не хочешь – как хочешь».

– Паяц, – устало молвила она.

Он в ответ защипал струны гитары, запел дурашливым голосом на мотив хора из рок-оперы «Иисус Христос – суперзвезда»:

Наш колхоз, наш колхоз

Выполнил план по надою коз!

А «Заря», а «Заря»

Плану не дала ну ни… Абсолютно!

«Обаятельный и артистичный, – подумалось ей. – Ну, и красивый. И это, конечно, все, что есть в нем хорошего. Просто шут. Гороховый. Но, может, он переменится, когда узнает о ребенке?»

– Ты чего пришла? – вдруг полюбопытствовал Мишель.

– А ты что, не рад?

– Почему же? Просто счастлив.