пошел вперед и, выбрав методом проб и провалов более менее надежное место впереди по курсу упряжек, стал призывать их к себе, для пущей убедительности присев на корточки. Результат этих действий не замедлил сказаться. Скучавшие до поры до времени поодаль на относительно прочном снегу мои собаки быстрее всех оценили ситуацию. Услышав голос своего погонщика призывающий их (а то кого же еще!) к движению, Честер рванул вперед, и, к моему ужасу, все мои собаки, а вместе с ними, естественно, и нарты провалились под снег всего метрах в десяти позади упряжки Кейзо! Я был в безвыходной ситуации: не мог же я на самом деле в самый ответственный момент, когда собаки Кейзо с передавшейся к ним, наверное, от хозяина восточной неторопливостью только стали приподниматься с належанных мест, чтобы попытаться выполнить мою команду «O’key!», сразу же кричать «Во-о-о-у!», адресуя это уже своим собакам! Обернувшись назад, Кейзо сразу оценил ситуацию и, гортанно по-японски вскричав: «Беда не приходит одна!», с удвоенной энергией уперся в стойки неподдающихся нарт. И только окончательно истощив весь запас увещеваний, ругательств, проклятий, молитв, сил и времени, мы пришли к тому, с чего должны были начать: к частичной разгрузке нарт. Излишне говорить, что подобные совместные операции сближали нас больше, чем все беседы за чашечкой чая.

23 марта накануне моего отъезда погода испортилась, потеплело, пошел дождь с мокрым снегом. В этих нечеловеческих, даже не-собачьих, условиях я совершил последние на этих тренировочных сборах три ходки с собаками. Глядя на их мокрые спины и прижатые против обыкновения хвосты, я чувствовал вполне понятную перед предстоящим расставанием грусть. Я успел привыкнуть к ним и имел некоторые основания полагать, что пусть не все, но некоторые из них тоже испытывали похожие чувства к этому новому, говорящему с сильным акцентом, а иногда и совсем на непонятном языке, несколько суетливому погонщику. Не зря ведь Честер, повидавший на своем веку немало всякого рода начальников, уже отмечал мое приближение покачиванием хвоста и особой свойственной только ему манерой слегка отворачивать голову, как бы подставляя свой поседевший загривок для поглаживания, а Чубаки всякий раз, когда я наклонялся над ним, надевая постромки, норовил умыть меня своим длинным теплым языком, да и мощный Годзилла буквально выпрыгивал из постромок сразу же после моей неуверенной команды «O’key!». «Ничего, ребята, – говорил я себе, – мы еще встретимся и очень даже скоро». Я-то знал, что до нашей встречи в Гренландии оставалось менее месяца. Вечером приехал Уилл, его глаза горели неугасимым огнем далекого Лас-Вегаса, он был полон идей, энтузиазма и надежд, которыми не замедлил поделиться с нами на традиционном вечернем митинге, официальная часть которого была посвящена итогам поездки предводителя в мировой центр игорного бизнеса, а неофициальная – моему предстоящему отъезду. Из официальной части я вынес только то, что тем красочным и необычным нарядам производства фирмы «Marmot» не суждено сидеть на наших телах, одновременно украшая их и защищая от пронзительных ветров и холодов Гренландии. Вместо этого был обнародован список одежды производства других, не менее известных, но более покладистых фирм, согласившихся спонсировать нас в нашей первой экспедиции. Здесь были носки от «Fox River», прекрасные, толстые и, как оказалось, теплые и прочные; синтетическое нижнее белье, флисовый костюм, теплая куртка от «Dupont»; рукавицы и маклаки от почти уже родной «Steger Design»; защитные очки и шапка от какой-то не запомнившейся мне фирмы. Венчало все это великолепие огромная теплая парка с капюшоном все от того же «Dupont». Я сразу же для себя отметил то, что необходимо было привезти из Ленинграда: штормовой костюм – легкий ветрозащитный костюм из парашютного шелка, многократно проверенный мною в предыдущих экспедициях в Антарктику; маску для защиты лица – я полагал, что для этой цели могла бы подойти шерстяная маска, которую я иногда использовал на станции Восток (впоследствии выяснилось, что был неправ); комплект шерстяного белья – тогда я еще не слишком доверял всему синтетическому, особенно когда речь шла о защите от холода; унтята – меховые носки, которые я рассчитывал надевать внутрь маклаков (очередное заблуждение).

Как показал опыт Гренландии и затем Антарктиды, для наших условий лыжного перехода при отсутствии возможности просушить одежду единственным реальным вариантом является использование синтетики. Официальная часть тем временем плавно перешла в прощальный ужин. Кроме парней и девушек с ранчо, на ужине были Ларри с Алоис, Патти и Робин. Кевин превзошел сам себя, приготовив блюдо с трудным русским названием «борщ». Это был свекольник, на мой вкус несколько пресноватый, так что пришлось сгладить этот недостаток избытком сметаны. Я сочинил на память моим новым друзьям стихотворение на чистом английском языке.

Мне удалось, варьируя те немногочисленные слова, которые я знал, сложить небольшую поэму типа «Хоумстед был не так плох, когда ты падал с саней, ты никогда не забудешь свой спальный мешок и уютную кровать» и т. д. и т. п. (сокращенный перевод с моего английского версии 1988 года на мой же английский версии 1998 года). Оригинальный текст распространенного в тот вечер моего послания Хоумстеду я обнаружил недавно в своих дневниках. Привожу его здесь (если, конечно, пропустит редактор) в исходном виде только для того, чтобы показать, насколько доброжелательны и снисходительны к первому русскому, посетившему их родные места, были рукоплескавшие мне в тот вечер обитатели и гости Хоумстеда:

The days, which never I forget,

Together training with dogsled,

Moose’s flight downhill with sand,

Yours, Chris, so nice dark blue jacket!

And Kevin’s hot waffles secret…

Let’s Jim’s ice cream not finish yet,

JP’s without beard portrait.

I think, I also not forget

Strong John’s and Dave’s staff duet,

All people, which I here met

And hospitable your Homеstead!

Вот весьма примерный перевод:

Дни, которые я никогда не забуду,

Совместные тренировки с собаками,

Полет Муса с горы,

Красивый темно-синий жакет Крис,

Кулинарные секреты Кевина…

Пусть мороженое Джима не кончается,

Я не забуду физиономии JP без бороды,

Так же как и слаженный дуэт Джона и Дэйва,

Всех тех, кого я встретил здесь, и

ваш гостеприимный Хоумстед!

На следующий день вечером под проливным дождем я покинул Хоумстед и через два дня улетел домой из Нью-Йорка. До начала гренландской экспедиции оставалось менее двух недель.

Глава 3

Дом Билла и Маргарет Стигер.