что в моих карманах не было ни цента. Капитал, оставленный Константином процентов не давал, а мой труд на тренировках оплачивался в натуральном выражении – иными словами, я был нищ.

Единственное, чем я мог отблагодарить своих американских друзей в данной ситуации, – ограничить свой неуемный аппетит, в чем я здесь же за столом мысленно себе и поклялся. Официант, приняв заказ Джима, удалился, профессионально не выказав ни малейшего разочарования по поводу его скудости, хотя, готов поклясться, он ожидал от нас, трех взрослых бородатых мужчин, пришедших в ресторан вечером, нечто более существенного, чем этот невинный тройной «ice cream», уместный, скорее, в устах школьниц, забежавших освежиться на большой перемене. Среди посетителей большинство составляли семейные пары, многие были с детьми. Несмотря на присутствие нескольких групп молодежи в курящей половине, доносящиеся оттуда громкие голоса и заставлявшие меня периодически вздрагивать взрывы хохота, обстановка в зале отнюдь не выглядела напряженной. Напротив, она показалась мне очень домашней, расслабленной и способствующей приятному отдыху. Качество и количество принесенного мороженного еще более утвердили меня в этом мнении. Мои спутники, естественно, воспринимали все происходящее вокруг как само собой разумеющееся, в их поведении не чувствовалось никакого внутреннего напряжения, подобного тому, какое, порой, испытываешь, посещая аналогичные присутственные места у нас в Союзе. Несмотря на мой сравнительно небольшой опыт ресторанной жизни, мне было хорошо знакомо состояние постоянной готовности к отражению то грубости или невнимательности официантов, то каких-либо локальных конфликтов, словом, ко всему тому, что прямо или косвенно задевало мое человеческое достоинство. Наверное, именно это дискомфортное состояние души, не позволяющее нам полностью расслабляться в ресторанной обстановке, и является одной из главных причин непопулярности ресторанов как места встреч и проведения досуга для подавляющего большинства моих соотечественников. Я уже не говорю о неадекватности ассортимента и меню и загадочности алгоритмов подсчета «чаевых», которые с большим основанием можно было бы называть «кофейными», так как их вполне хватало не только на чай, но и на приличный кофе. Мои размышления на эти невеселые темы были прерваны Джимом: «А теперь мы поедем к Лозарам». С этими словами он встал из-за стола, и мы направились к выходу. Я с удовольствием подчинился, тем более что завтра был выходной и мне хотелось как можно дольше продлить это одно из самых приятных состояний души – состояние предвкушения праздника. Мне не составило особого труда догадаться, что мы едем по той же главной улице Или, только в обратном направлении: если по дороге в город огромные установленные вдоль обочин американские флаги начинались со звезд, то сейчас мы первыми проезжали полосы. Город вскоре кончился, и дорога, освещаемая только светом наших фар и ставшими более яркими звездами, углубилась в лес. Чем дальше мы продвигались вперед, тем больше во мне крепло убеждение в том, что те, к кому мы едем, действительно наши друзья или по крайней мере единомышленники в подходе к вопросу о выборе места жительства. Мы подъехали к большому двухэтажному дому, окруженному традиционными елями, одна из которых была украшена гирляндой ярких разноцветных лампочек, что придавало окружающему пейзажу рождественский колорит, и я бы нисколько не удивился, если бы на пороге дома нас встретили Дед Мороз и Снегурочка. Однако развитие назревавшего сказочного сюжета пошло по другому руслу: у вышедшего нам навстречу человека из всех возможных дедморозовских атрибутов была только, пожалуй, борода, которая, несмотря на пробивающуюся седину, была скорее все-таки рыжего, чем белого оттенка. «Good evening, gentlemen! – сказал он, протягивая руку и приветливо улыбаясь. – We were waiting for you, come in, please»[11].

Я сразу узнал в хозяине дома Ларри – друга Уилла, человека, который подвез нас с Константином к берегу озера в день нашего приезда и много раз после этого бывал у нас на ранчо со своей неразлучной видеокамерой. Мы вошли в небольшой коридор и тут же почти инстинктивно стали стягивать с себя свои маклаки: все обозримое пространство пола было устелено толстым девственно чистым ковром светло-кофейного цвета. Сам хозяин был в белоснежных носках, и мы тоже не без удовольствия погрузили свои ступни в густой и мягкий ворс. Совершенно бесшумно, а потому неожиданно, по винтовой лестнице, ступени которой тоже были покрыты ковром, спустилась жена Ларри Алоис: «Welcome, guys», – усилила она приглашение мужа, и нам ничего не оставалось, как проследовать в просторную гостиную первого этажа, большие окна которой выходили как раз на новогоднюю елку. Мы расселись прямо на ковре, над головой бесшумно, как и все в этом доме, крутились большие черные с золотом лопасти вентиляторов. Интерьеры, подобные тому, что я увидел в доме Ларри и Алоис, ранее мне приходилось видеть только в журналах. Мне всегда казалось, что домашняя обстановка не может обходиться без стенок, шкафов, сервантов, буфетов, громоздких столов. Оказывается, может и очень даже хорошо: телевизор, музыкальный центр, журнальный столик несколько вычурной формы, кресла, диван, свисающие с потолка кашпо с цветами, низкие книжные полки и огромные до пола окна, раздвигающие комнату в сторону таинственного в темноте леса. Во всем этом великолепии нам предстояло провести ночь – разве можно было бы мечтать о лучшем отдыхе после трудовой недели, жестких нар и душных спальников. Воистину даже в США работает наше излюбленное «Не имей сто шестьдесят долларов (сто рублей по тогдашнему курсу), а имей сто друзей!». В данной ситуации это изречение как нельзя лучше подходило ко мне. Очевидно, не желая, чтобы мы окончательно забыли о том, кто мы есть и для чего вообще сюда (в Или) прибыли, Ларри постелил нам матрасы прямо на полу поверх изумительного кофейного газона. Надо сказать, что спал я неважно – то ли от переполнявших меня впечатлений, то ли от переполнявшего меня в неменьшей степени пива, да и мягкий матрас оказался на поверку не слишком ровным и напоминал мне почему-то спину стегоцефала, работавшего на сброс. Первое, что я увидел, проснувшись в 8 часов утра, была моя собственная физиономия, отражавшаяся в зеркальном потолке. Нельзя сказать, что это сделало мое пробуждение более приятным, поскольку я был твердо уверен, что именно в данном конкретном случае на зеркало пенять не стоило. Немного скрасил это впечатление кофе, который вставший ранее Джим подал нам прямо в постель! Пока мы разбирались с утренним туалетом, свежая и нарядная Алоис спорхнула со второго этажа и, бросив нам привычное: «See you later»[12], – уехала в школу, где работала учительницей. За завтраком, который со свойственной ему основательностью приготовил Джим, мы посмотрели видеофильм, записанный Ларри во время пресс-конференции