На его конце было шумно. На заднем плане слышались ранчерас. Видимо, он в баре.

— Привет, папочка.

— Привет… — Он не узнал, которая она из дочерей.

— Это я, Маргарита. Я в Лос-Анджелесе.

— Qué hubo, pepita? Как поживаешь?

— Нормально, па. Мама…

Ее отец застонал.

— Ох, не напоминай мне об этом, дочка. Худшие новости в моей жизни.

— Значит, тебе они тоже звонили?

Он не ответил, как будто не слышал. На фоне послышались крики и аплодисменты, кто-то позвал его «Робби, Робби» по-испански.

— Папи, я хочу домой, но у меня нет денег.

— Ничего там не клеится, пепита?

— Все нормально, па. Карьера продвигается. Только что сделала рекламу для IT-компании. Типа «Эппл». Они когда-нибудь будут не меньше «Эппл». Просто я жду чек, но я же понимаю, что я нужна семье. Больше не хочу быть вдали от них.

Маргарита знала, что он не откажет. Робби всегда заглаживал вину тем, что давал ей все, чего ни попросишь. Маргарита знала, что должна была испытать облегчение, но вместо этого почувствовала себя маленькой, никчемной, как будто ее тело — ракушка, забытая сошедшей волной океана.

— Дай мне пару дней, пепита. Достану я тебе денег.

— Спасибо, па. Увидимся в больнице.

— Нет-нет, — сказал Робби, — я не поеду. Не могу видеть ее в таком состоянии. А ты поезжай. Ей нужны ее дочки. Она всегда любила вас больше меня.

Странно было такое сказать, как будто он предпочел бы, чтобы Лэйси-Мэй любила их меньше. Ей не хотелось сегодня бодаться с жалостью Робби к себе. Ей надо было протрезветь, доехать до Черритос, отвезти вещи на склад. И посчитать, сколько ночей в отеле она сможет оплатить, прежде чем придется спать в машине.

— Просто поторопись и пошли мне денег, па. А я побуду с мамой вместо тебя.

— И с сестрами.

— Если я им нужна.

Музыка в баре переключилась с ранчерас на кумбию, и Маргарита снова услышала, как незнакомцы выкрикивают имя ее отца, вызывая его на танцпол. Робби крикнул им «отстаньте» и, кажется, отошел в более тихий угол бара.

— Я так рад, — сказал он, хотя по звукам больше похоже было, что он плачет. — Даже если я вас всех потерял, вы не потеряли друг друга. Семья выжила, несмотря ни на что. Это настоящее чудо. Аминь.

Пидмонт, Северная Каролина

С приездом сестер Диана стала еще чаще сбегать в детский сад. Она уезжала до рассвета, пока Ноэль еще спала, заварив ей полный кофейник и оставив тарелку горячих печений на кухонном столе. Она ехала на запад, к садику, а там они с Альмой отпирали ворота, снимали с растяжки паутину и стряхивали росу. Растяжка гласила: «Четвероногие друзья». Разноцветные шарики, мультяшные собаки бегают по лужайке. Территория сада, около двух акров, делилась на игровые зоны — одну для больших буйных собак и вторую для маленьких или пугливых собачек, которые предпочитают вынюхивать что-нибудь в траве или вылизывать лапы, а не кувыркаться. На каждой площадке был маленький бассейн, пластиковая горка, трубы для лазания и канаты для перетягивания.

Рано утром, пока Альма с Дианой убирались в кабинете — деревянном сарае, который они снабдили полками и стационарным телефоном, — тут стояла тишина. Ночью заболел один пес — покорный бассет-хаунд с янтарными глазами и обвислыми ушами, — и Альма пошла к будкам проверить, как он. Диана осталась поговорить с Корой, ее любимой сотрудницей, которая доложила ей, как бассет провел ночь.

Кора была на десять лет моложе Дианы, только что закончила школу, и у нее были стройные матовые ноги, которые она никогда не прикрывала, вне зависимости от погоды. Летом она носила спортивные шорты, а зимой — шерстяные юбки. И почти всегда ходила без лифчика: Диане хотелось верить, что это потому, что современные девочки-подростки свободнее, чем она.

Кора начала загружать грузовик, чтобы ехать за подобранными собаками, и футболка школьной волейбольной команды задралась, обнажив изгиб талии и зеленоватые ручейки вен. Диана не хотела пялиться — просто из борзой стажерки, которая не боится вытащить камень из пасти лабрадора или схватить за лапы гаванскую болонку, упирающуюся перед ванной, Кора вдруг превратилась в цветущую женщину. Ей больше не надо было убегать пораньше, чтобы подготовиться к контрольной или уехать на выходные на соревнования. Теперь отсутствие лифчика стало заметнее, и хлопковая футболка очерчивала форму сосков. Глядя на них, Диана чувствовала себя старой и похотливой, хотя знала, что никогда ничего не предпримет, разве что набросится ночью на Альму или помассирует себе соски в душе, стараясь не представлять лицо Коры и придумать кого-нибудь более подходящего — актрису постарше, которую Диана никогда в жизни не встретит, а если бы и встретила, ни за что не решилась бы заговорить. Ей нравилась одна актриса, которая когда-то снялась в фильме про бокс, латиноамериканка с сильными руками и карими глазами. Еще ей нравилась та актриса из сериала про вампиров, хотя она слишком крошка и слишком блондинка. Но Диана где-то прочла, что она лесбиянка, и это все изменило. Теперь все были моложе нее. Она была в том пограничном возрасте, когда певицы на радио и девушки из любимых ситкомов все оказывались младше. Ей было двадцать семь.

Когда Кора уехала, Диана повернулась к Альме и рассказала, о чем думала. Они пили кофе в последние минутки затишья перед открытием. В семь тридцать они выпускали собак во двор, отодвигали загородки и, если на парковке уже ждали клиенты, приглашали их.

— Ничего такого в твоих мыслях нет, — сказала Альма. — От смерти все становятся похотливыми.

— Это все из-за мамы. Мне кажется, что все нормально, а потом вдруг бац — и я уже думаю про секс.

— Жаль, что я ничем не могу тут помочь.

— Мы это уже обсуждали, — сказала Диана. — Ты же понимаешь, я не могу при сестре.

Лицо Альмы ничего не выдало, и она продолжила пить кофе. В офисе, при лампах дневного света, она могла сосчитать все Альмины веснушки. Один клиент как-то хотел сделать Альме комплимент и сказал, что она очень милая, но выглядит странно, как прекрасная инопланетянка. Все дело было в сочетании ее черт лица и рыже-золотистых волос, в ее светлой, но явно не белой коже. Тут никто не узнавал в ней пуэрториканку; всем просто казалось, что это какая-то необычная, незнакомая им смесь. Но Диана поняла все с первого взгляда, когда они познакомились на ориентации в школе ветеринарии, из которой обе ушли, чтобы открыть детский сад для собак. Диана не особо верила в другую жизнь помимо этой, но она не удивилась бы, если бы они с Альмой были знакомы во всех прежних жизнях.

Она убрала волосы со лба Альмы и поцеловала ее с силой, чтобы показать, как любит ее.

— Если собираешься так целоваться, прикрой сначала жалюзи, — сказала Альма холодным непреклонным голосом.