В голове у нее тупо и больно застучало. Промелькнуло осознание чудовищной катастрофы, настолько сильной, что она содрогнулась. Тонким, почти беззвучным голосом она сказала:

— Что?

— Мы не женаты. Как это тебе?

— Но церемония, документ, который мы подписали…

— Они не имеют значения. Я не был свободным человеком. Я женился на младшей дочери лучшей подруги моей матери в прошлом мае. Мы не слишком с ней ладили. Она вернулась к маме, а я отправился в гости к дяде, на время. Это означает, что церемония, через которую мы прошли, недействительна. Договор не имеет законной силы. Он не в счет.

— Ты все это знал?

Он равнодушно пожал плечами:

— Конечно. Я ведь будущий юрист.

— Почему? — закричала она. — Зачем ты так поступил со мной?

— Я не мог позволить тебе расхаживать повсюду и рассказывать то, что знаешь.

— Я бы никогда не стала. Ради Бет.

— На это я не мог надеяться. Потом, у меня была сильная потребность в тебе, один или два раза меня бы не устроили. Ты должна гордиться. Не часто я и по второму разу встречаюсь, еще реже по третьему и больше.

Он слишком много говорил. Он что-то скрывал за этими громкими и хвастливыми словами, она это чувствовала. Но вникнуть в суть ей мешали вопросы, обрушившиеся на нее.

— Все это время, — сказала она, — мы совсем не были женаты?

— Жили во грехе. Разве не весело было?

Тошнота подступила к ее горлу.

— Вот почему ты не хотел брать меня домой с собой.

— Какая ты догадливая!

— Я думала, потому, что тебе было стыдно.

— Моей провинциальной невесты? Впрочем, да, могло быть немного неловко.

Это был именно тот тон его голоса, полный превосходства и снисходительности, что так потряс ее. Она скрыла это чувство вспышкой злости.

— Это было бы слишком плохо.

— Я никогда не позволяю себе расстраиваться из-за этого. — Он развернулся на пятках и вернулся в спальню.

Он не беспокоился, потому что в этом не было нужды. Он никогда не собирался увозить ее к себе домой. Она слышала, как он двигался, одеваясь. Она позволила ногам медленно расслабиться и соскользнула по стене, чтобы сесть на пол, приложила руку к поврежденной щеке. Щека горела и щипала. Внутри нее тоже была боль, слишком сильная, чтобы ее можно было погасить слезами.

Эдисон вышел из спальни несколькими минутами позже с запасом одежды под мышкой, остановился над ней.

— За квартиру уплачено на месяц вперед; старая ведьма по соседству заставила дать ей аванс за два месяца плюс задаток. Может, захочешь остаться. Из моих наблюдений за Маргарет, она не захочет, чтобы ты притащила домой свои трудности и расстроила дорогую маму.

Не беспокойство подсказывало такое решение, она знала, а желание не пускать ее назад. Тем не менее в этом было достаточно правды, и через минуту она могла говорить.

— Маргарет моя сестра. Она не прогонит меня.

Он усмехнулся:

— Когда-нибудь ты подрастешь.

Она подняла голову. Слабым голосом произнесла:

— Убирайся, если собрался.

— О, я ухожу. Но прежде я бы мог еще попользоваться немного.

Она уставилась на нею, в то время как внутри росло раздражение. Это, очевидно, отразилось на ее лице, поскольку он дернулся, затем сам себе ответил:

— Очевидно, не стоит. — Он отступил на шаг, затем развернулся и ушел.

Она осталась сидеть там, где была, а звук его шагов все удалялся по лестнице и затем пропал. Она все еще не двигалась, а неподвижно смотрела перед собой, стараясь изо всех сил ни о чем не думать. Наконец к ней стала подкрадываться мысль о Бет, умирающей в луже крови, смеющейся, заботливой, пышущей жизнью Бет. И все из-за Эдисона Галланта, человека, который только что ушел.

Вот когда полились слезы, теплый поток печали, нескончаемый, как дождь субтропиков, который промочил дворик внизу.

— Мама в больнице!

— О, Маргарет, ей плохо? — Ребекка ощутила, как страх, подобно яду, растекался с кровью по жилам. Она так крепко вцепилась в трубку телефона, что кончики ее пальцев побелели.

— У нее был еще один приступ. Сердце просто вырывается у нее из груди. С той поры как умерла Бет и ты уехала, она никогда уже не была прежней.

— Я хочу с ней поговорить. Маргарет, я должна с ней поговорить!

— Не думаю, что это хорошая затея, — особенно после всего, что ты мне рассказала. Она думает, что ты вышла замуж за богатого человека, который станет заботиться о тебе всю твою жизнь. Она приучила себя к мысли о твоем бегстве и даже убедила себя, что это и к лучшему — ей не нужно больше о тебе заботиться. Нельзя именно сейчас говорить ей о чем-то прямо противоположном.

— Ты хочешь сказать, что это ты ее в этом убедила?

— А что, если и так? — спросила Маргарет с вызовом, и голос ее зазвучал резко. — Ей надо было как-то утешить себя.

— Так-то оно так, но ей стоит знать, что иногда это не срабатывает. Я должна вернуться домой.

— Ты не можешь этого сделать.

— Маргарет, что ты имеешь в виду? Ничего иного я и не могу сделать. Разве ты не понимаешь? Эдисон оставил меня.

— Что ты сделала такого, что вынудило его уйти?

— Я ничего не сделала. Я уже сказала тебе, что он просто обманул меня.

— Я не могу в это поверить! Я просто не могу поверить! Подумай только, что скажут люди! — застонала Маргарет. — Они станут говорить, что никакой свадьбы не было и в помине!

Ребекка глубоко вздохнула и затем произнесла:

— Может быть, они и станут так говорить. Но я ничего не могу поделать. Эдисон ушел и не вернется. За жилье уплачено на месяц вперед, но денег на еду у меня больше нет. У меня нет денег для оплаты счетов. Я должна вернуться домой!

— Наверное, у тебя нет денег и на оплату автобусного билета?

— Нет, Маргарет…

— Ладно, дай мне немного подумать.

Молчание на другом конце телефонной линии, казалось, тянулось целую вечность. Ребекка ожидала, что вот-вот раздастся голос телефониста, уведомляющего о необходимости дополнительной платы за разговор. В квартире, конечно, никакого телефона не было. Она вынуждена была воспользоваться платным аппаратом в бакалейном магазине, находившемся в нижней части улицы. Наискосок от магазина два неряшливого вида парня с волосами до плеч стояли и глазели на нее. Она подняла руку, чтобы прикрыть ссадину на лице, и отвернулась от них.