— Ну, что, Павел, есть тебе чем нас порадовать?

— Это как посмотреть, — ухмыляется тот. — Полковник велел сопроводить вас в Рощинский. А уж насколько вам там радостно будет — не знаю. Некоторым там ой как плохо бывает, просто не передать, до чего хреново.

— Это не про нас, Горелый. Ведь так, Анатолий? — я обернулся на напарника.

Тот с готовностью подтвердил, согласно мотнув головой, состроив при этом такую физиономию, что бредуны явно решили поверить на слово. Нет, явно великий актер в нашем Курсанте пропадает!

— Когда выдвигаемся?

— Да хоть прямо сейчас, — пожал плечами Горелый. — Сегодня до места все равно не доберемся, переночуем в Нефтянке, а то что-то неохота мне под открытым небом спать, если можно под крышей, да еще и на койке. Да и ты вроде в порядок себя и братву свою привести хотел? Вот там и отмоетесь, на постоялом дворе.

— А что, и постоялый двор там есть?

— В Нефтянке-то? — Горелого мой вопрос явно озадачил. — Да там все есть, и постоялый двор, и баня, и заправка с автомастерской, и кабак с шалавами. Любой, мля, каприз за ваши бабки. Понял?

— А то, — согласно кивнул я.

— Ну, вот и молодец. Сколько вам на сборы нужно?

— Нам? — я криво ухмыльнулся. — Какие там сборы, Горелый, голому собраться…

Обернувшись в сторону поляны, даю условленную отмашку руками и дублирую по рации:

— Общий сбор, парни! Хватайте свои манатки и по машинам. Нас тут подхватите.

Услышав в ответ несколько докладов от старших машин, мол, все нормально, командир, приняли, поняли, выдвигаемся, снова оборачиваюсь к бредуну.

— Далеко ехать-то?

— Не, не очень, к ночи будем.

К ночи? Ню-ню! Да по таким дорогам нам бы к завтрашнему утру добраться. Как там у кого-то из великих полководцев: «Дорог нет — есть направления». Блин, тут такое ощущение, что и направлений-то тоже толком нету. Даже бронетранспортерам, и тем несладко приходится, а уж про внедорожники я вообще молчу — еле с ухаба на ухаб переползают. Да еще брошенные прямо на дороге, да там и сгнившие машины объезжать постоянно нужно. Твою ж маму, и это на бывшей федеральной трассе! Блин, что ж тут у вас на каких-нибудь второстепенных проселках делается? Вот ведь, твою маму, как же хорошо, что я наши, почти до неузнаваемости в мастерской старого Исмаила Умарова переделанные, УАЗы и перешедшие к нам по наследству от мамелюков в Червленной «Нивы» взял. Те машины, что моему отряду в Иловле подогнали, пусть и новые почти, но в штатной комплектации, здесь уже давно на буксире тащить пришлось бы. Причем хозяевам, в смысле бредунам, приходится ничуть не лучше нас, если не хуже. Тот «Скорпион», на котором Горелый на встречу приехал — самая приличная их машина. Остальные даже автомобилями назвать сложно. Так, блин, транспортные средства. Нечто на четырех колесах, передвигающееся при помощи ДВС[53]и имевшее в далеких предках… А черт его знает, если честно, из чего они это слепили!

Собралась наша колонна на поле перед теми самыми развалинами того самого поселка, окраины которого были нам видны с нашей полянки. Судя по атласу автодорог, заменяющему мне сейчас карту, — это когда-то была Большая Черниговка, а в сторону Самары мы двинем по бывшей трассе М-32.[54]А тут действительно недалеко, километров сто двадцать, если по дороге. По прямой — и того меньше. Что ж, тем лучше для нас.

Вообще, конечно, со стороны наша процессия наверняка выглядит комично. В голове колонны — явно видавший куда лучшие времена УАЗ-«Скорпион», за ним следом мы, на двух бронетранспортерах, настороженно поводящих по сторонам стволами крупнокалиберных пулеметов, двух УАЗах и двух «Нивах», ощетинившихся пулеметными и автоматными стволами. А «конвоирует» все это дело парочка каких-то…. Как бы это помягче… Бастардов[55]автопрома, неизвестно из чего собранных и непонятно каким образом вообще самостоятельно передвигающихся. Не иначе, божьим попустительством. По крайней мере, я ничем, кроме вмешательства высших сил, их живучесть объяснить не могу. Так вот и едем. Кортежем, мля!

Чем дальше забираемся, тем меньше нравится мне окружающий пейзаж. Вы когда-нибудь на старых пепелищах бывали? Ну, допустим, сгорел дом. Давно сгорел, несколько лет назад. Уже и прогоревшая крыша окончательно провалилась, и обугленные стены просели и каким-то вьюном поросли, и трава с кустами сквозь слой углей проросли. Но, все равно, впечатление от таких мест гнетущее. Тут когда-то жили люди, причем неплохо жили, а может даже, и отлично, счастливо. И если приглядеться, то можно даже увидеть какие-то следы той жизни — оплавленные детские игрушки, осколки посуды, обугленную мебель, обгоревшие книги и семейные фотографии. Все это словно говорит: была тут спокойная и радостная жизнь. Была, а потом в один момент вдруг взяла да и кончилась, обернувшись бедой и горем. Это ощущение всегда очень на психику давит. Причем в той ситуации, про которую я говорю, речь всего об одном доме идет. А теперь представьте, что таких домов много, очень много. Не улица, не квартал, и даже не микрорайон. Что их вокруг сотни, тысячи. Деревни, поселки, небольшие городки. Черные, обугленные, выгоревшие дотла. Почти полностью рассыпавшиеся деревянные деревенские, все еще кое-как стоящие кирпичные «хрущевки» и панельные многоэтажки. Щерящиеся острыми сколами закопченных стекол провалы магазинных витрин, гнутые и перекрученные игровые городки детских садов и турники школьных спортгородков. Торчащие то здесь, то там, согнувшиеся и корявые, словно сгоревшие спички, уличные фонари и электрические столбы. Мазки сажи на стенах и заборах. Черно-рыжие трухлявые остовы машин на улицах. И повсюду толстый слой углей. Старых выцветших до светло-серого цвета, хрупких, хрустящих под протектором колес. Да, молодая зелень уже пробилась сквозь эту черно-серую уродливую коросту: трава, кусты, молодые, тонкие и еще не окрепшие деревца. Кое-где, в тех местах где, видимо, раньше были газоны и клумбы — так вообще бурьян стоял стеной чуть не в рост человека. Но даже они пока не в состоянии прикрыть эту жуткую выжженную рану на теле земли. А главное — кости. Повсюду человеческие кости. Черные, хрупкие, лежащие везде. Где-то густо, словно ковром, в несколько слоев. Где-то реже. Но — везде. Ну, как ощущение?

Вот и нас проняло. А уж что тут творилось сразу после ядерного удара, когда полыхало все, что могло гореть, когда в густом, удушающем дыму невозможно было увидеть даже ладони вытянутой вперед руки? Когда некому и нечем было тушить этот грандиозный пожар, по сравнению с которым все прежние лесные и торфяные пожары, вместе взятые, — так, детское баловство со спичками? Твою ж мать!!! Это сколько же людей тут лежит? Сгоревших, задохнувшихся в дыму, отравившихся угарным газом да просто затоптавших друг друга в панике. Тысячи? Десятки, сотни тысяч? Наверное — ближе к последнему. И все они до сих пор тут, вокруг. На разбитом асфальте улиц и тротуаров, среди груд перекрученного ржавого железа, которое раньше было автомобилями, в выгоревших коробках домов. Их обугленные тела размыло дождями и талыми водами, сквозь них проросли трава и кустарник, их кости растащили звери, дикие и одичавшие. Никто их не искал, никто не опознавал и не хоронил. Так и лежат они там, где настигла их смерть, словно никому не нужный, выброшенный за ненадобностью хлам. Жутко…