Судя по изображению, которое выдавал экран настольного — под мрамор — блока связи, годы вовсе не довели немолодую родственницу Марики до старческого маразма. Выглядела мадам Элина на все сто и вполне осознавала это. Вот только припомнить, когда последний раз давала ей о себе знать ее беспокойная племянница, она не могла никакими силами. Какое отношение Марика имела к «Линчжи» — ах да, боже мой, они же с детства были лучшими подругами с Циньмэй — младшей дочкой господина Цзун Вана — владельца этого… м-м… предприятия. У нас в Вестуиче — их центральный филиал. Правда, после того, как господин Цзун Ван умер — он ведь умер, не правда ли? — они все перебрались в Лагодо. Кажется. Монастырь Кунта-ин-Шая? Да, это недалеко оттуда. В предгорьях, меньше чем в сотне миль от столицы. В Желтых предгорьях. Нет, Марика так давно не писала ей и не звонила.

Том попрощался с тетей Элиной, вырубил блок и в погасший экран назвал милейшую собеседницу старой стервой. Снял с принтера распечатку информации, поступившей по его запросу о «синдроме кокона», поглядел на часы и сообразил, что вот-вот опоздает на первый рейс до Лагодо. С остановкой в Желтых предгорьях.

* * *

Стоявшая над степью сухая жара сумела, казалось, проникнуть и в пулей летящий вдоль нагромождения горной цепи вагон монорельса, вопреки исправной работе кондиционеров, герметическим прокладкам и затемненным стеклам, отсекавшим салон от внешнего мира. Чтобы избавиться от этого наваждения, Том дважды заказывал в сервисном автомате пузатенькие, зеленоватого пластика запотевшие бутылочки с искрящейся пузырьками ледяной минеральной водой и не торопясь, словно воин, преодолевающий пустыню, опустошал их. Все — без толку.

Оставалось только «листать» на экране карманного компьютера файлы из полученной по планетарной сети базы данных по ордену Кунта-ин-Шая — Скупого Бога Удачи. И по странной болезни, поразившей уже почти сотню жителей Джея.

Когда вдали на фоне сияющих вершин и закрученных, рериховских облаков замаячили желтые стены и пестрые флаги монастыря, в горле у Тома снова было сухо, как в заброшенном колодце посреди пустыни.

Секретарствующая монахиня указала ему дорогу во вполне современный офис, где Тома ожидала до сумасшествия похожая на первую сестра рангом повыше — ответственная за работу с кадрами помощница матери настоятельницы.

— Позавчера вы связывались со мной по телефону, господин Роббинс, — начала она, жестом указывая на жесткий, из какой-то затвердевшей лозы плетенный стул. — Я не могла ответить вам сразу. Документацию наш отдел ведет только на бумаге — мы не доверяем важные вопросы компьютерам. Так что потребовалось определенное время, чтобы найти необходимые сведения. И чтобы проверить по… м-м… нашим каналам ваши полномочия. Поймите — когда дело касается таких деликатных вопросов, как личные дела сестер и братьев, возможны самые неожиданные злоупотребления.

То учреждение, которое представлял на Джее Томас Лэмберт Роббинс, тоже свято хранило секреты личных дел своих служащих и клиентов, так что сестра-аббатиса могла рассчитывать на полное взаимопонимание.

Впрочем, в словах ее крылся некий повод для недоумения, которое Том тут же и высказал:

— Простите, — удивился он, — насколько мне известно, госпоже Карои было отказано в… э-э… чести быть принятой в круг сестер.

— Первоначально — да. Однако я была вправе полагать, что вы в курсе… м-м… дальнейшего развития сюжета. — Монахиня чуть иронически скривила уголок рта.

— И каково оно было, это продолжение? — невозмутимо-наивно поинтересовался Том.

На стол перед ним легла коричневая папка с допотопным магнитным замком-зажимом. Сестра-аббатиса заломила бровь и уведомила Тома:

— К нашему с вами обоюдному удовлетворению, материалы, запрошенные вами, не составляют ни личной тайны мисс Карои, ни тайны нашей обители. Присаживайтесь за этот стол и ознакомьтесь с ними. Если вам потребуются заверенные копии, то ксерокс, — сестра сделала жест рукой, — в вашем распоряжении, господин Роббинс, а наш нотариус — во второй комнате по коридору, налево. Не смею далее обременять вас своим присутствием — у меня масса дел, в случае чего вам поможет сестра Марта.

Оставшись наедине с относительно тощей папкой, не содержащей, по словам сестры-аббатисы, ни личных тайн Марики Карои, ни тайн монастыря Кунта-ин-Шая, и с погруженной в единоборство с канцелярским компьютером сестрой Мартой (тоже достаточно тощей). Том подавил тяжелый вздох, попросил у сестры воды, был наделен одноразовым стаканчиком «швеппса» и взялся наконец за содержимое папки.

Подшивку открывало от руки написанное, сугубо формальное заявление Марики Карои, содержащее просьбу о причислении ее к Подготовительной общине девиц монастыря. Листок был украшен входящим номером и резолюцией «отказать за отсутствием причин, позволяющих рассматривать кандидатуру подателя без внесения вступительного бескорыстного пожертвования». Ниже, однако, шла вторая, двумя месяцами позже наложенная и отменяющая первую резолюция о зачислении девицы Карои в Подготовительную общину с присвоением ей (девице) соответствующего регистрационного номера и определением ей сообразного ее статусу кошта. Как нечто объясняющее столь резкое изменение принятого канцелярией монастыря решения следом шло на бланке фирмы «Линчжи» отпечатанное прошение на имя матери настоятельницы, предлагающее пересмотреть заявление девицы Карои от такого-то числа ввиду внесения спонсором, в лице «Линчжи», вступительного бескорыстного пожертвования в размере шестидесяти тысяч единиц федерального кредита. Бланк был украшен полудюжиной благожелательных резолюций. Далее следовали корешки чеков и копия расписки в получении упомянутой суммы бухгалтерией монастыря.

Том призадумался. Потом продолжил чтение.

Судьба сестры Марики (монахи и монахини, посвятившие себя Кунта-ин-Шаю, сохраняли мирское имя) складывалась далее, видимо, вполне стереотипно: после четырехнедельного пребывания в составе Подготовительной общины она была причислена к корпусу Непосвященных сестер, а еще полугодом позже, пройдя Посвящение, стала сестрой-порученкой третьего разряда, меньше чем через год — второго и год спустя — первого. Краткие характеристики, сопровождавшие каждую из этих метаморфоз, были абсолютно безлики и не давали возможности умозаключить что-нибудь путное о природе хоть одного из этих самых поручений, успешно выполненных сестрой-порученкой. Все это, если верить прочитанным им только что данным, соответствовало типичному графику движения по иерархической лестнице новоприобщенной к ордену сестры ее возраста.

Но при переходе к статусу сестры-предпринимательницы у Марики возникли проблемы. Папка содержала несколько страниц выписок из исповедей различных сестер, которые Том характеризовал бы скорее как доносы, весьма конфиденциальные и неудобочитаемые, из каких-то одним только посвященным (с большой и с малой «П») понятных полунамеков. Затем довольно неожиданно следовало заключение авторитетной комиссии, составленной из чинов медицинского и духовного звания, подтверждающее несомненное наличие у сестры Марики Второго из Основных Даров, каковой, вне всякого сомнения, может быть поставлен на службу слову и делу Кунта-ин-Шая. То же заключение еще раз подтверждалось второй — несколько иного состава — комиссией. Затем еще одной. Еще и еще. В самом последнем заключении формулировка была немного изменена. Странным образом: Второй из Основных Даров, которым обладала Марика, именовался «ранее тщательно ею скрываемым».