— Дидье, ну пожалуйста! — взмолилась Симона. — Лошадь не войдет в ворота, пока ты здесь. Неужели тебе не жалко бедную лошадку?

Слова сестры тронули Дидье, он настороженно посмотрел на Симону.

— Ты должен уйти, иначе ни одна лошадь не войдет и не выйдет. Приехал папа, лорд Николас приказал, чтобы на рассвете он уехал. Ну пожалуйста, Дидье. — Симона возвела глаза к небу. Когда она снова посмотрела на брата, тот уже встал и отошел к обочине. Симона тоже поднялась на ноги, и в этот момент лошадь в последний раз заржала, и рванулась вперед. Возница от неожиданности вылетел на землю. Симона словно приросла к месту. Лошадь с тяжелой повозкой неслась прямо на нее. В последний момент она все-таки отскочила, колеса прогрохотали прямо перед ее туфельками, осыпая Симону ошметками грязи. Злосчастная повозка простучала но двору к благословенному покою конюшни, и все улеглось.

Симона, задыхаясь, смотрела на Дидье сквозь столбы пыли. Зеленые глаза брата, обычно веселые и даже озорные, смотрели почти бессмысленно. У Симоны перед глазами плыли черные круги. Она покачнулась, сумела наконец втянуть полные легкие воздуха, но дурнота не проходила.

Заметив приближающихся гостей, в глазах которых горело острое любопытство, она махнула рукой — со мной все в порядке — и стала отряхивать платье от пыли, потом снова отыскала Дидье, но он уже не смотрел на сестру. Его глаза были устремлены на далекие холмы за стенами замка. Не уверенная, что получится, Симона мысленно позвала брата: «Дидье, пойдем в дом. Нам надо все обсудить».

Дидье не шевелился, и Симона решила, что у нее ничего не вышло, но потом он оглянулся, в его зеленых глазах сверкнуло странное желтое пламя, и Симона услышала зазвучавший у нее в голове голос. Глубокий, гортанный, он совсем не был похож на обычный голос Дидье.

«Лорд Николас утром не вернется. Папа не уедет из Хартмура. Он ждет тебя в твоих покоях».

Симона ощутила, как кровь стынет в жилах. Что хотел сказать Дидье? Что Николас никогда не вернется? Что она навеки останется во власти Армана? И почему отец ждет ее в их с Ником спальне?

Дневник!

Симона развернулась и побежала к дому.

Не обращая внимания на удивленные взгляды слуг, она пронеслась через зал, взбежала по лестнице и остановилась у дверей спальни. Если Дидье прав, а он всегда бывает прав, когда говорит о местонахождении отца, то Арман сейчас пребывает в опасной близости к запискам Порции.

Грудь Симоны вздымалась не только от бега, но и от страха. Остановившимся взглядом она смотрела на ручку двери, казалось, что та изгибается ей навстречу как змея. Но Симона справилась со слабостью и вошла в комнату.

Открывшаяся ее глазам картина поразила. Арман стоял в изножье чудесной кровати, спиной к двери. В руке он держал стопку листков, быстро просматривал, потом изувеченной рукой отбрасывал их на покрывало. Вся кровать и ковер вокруг были усыпаны этими листками. Их было несколько десятков, может быть, сотня.

— Папа! — воскликнула Симона. — Что ты делаешь?

Арман не подпрыгнул от неожиданности, а просто чуть повернул голову и бросил на дочь удовлетворенный взгляд:

— Ага… Я тебя искал.

Симона прикрыла за собой дверь. Сколько он успел прочитать? Вдруг он захочет забрать эти записи? Арман ухмыльнулся:

— Симона, не стоит грубить мне. Это унизительно. Твой муж и так выгнал меня из своего дома.

Симона стиснула кулаки.

— Уходи отсюда.

— А кроме того, — продолжал Арман, не обращая внимания на ее слова, — это ведь тебе не принадлежит? Писала не ты, и, я уверен, они не были предназначены для твоих глаз. — Он выпустил листочки из рук, они упали на кровать, а часть водопадом посыпалась на пол. — Хотя, прочитав, я понимаю, почему ты ими заинтересовалась и решила спрятать. — Он подкинул в воздух крошечный металлический предмет, который, описав дугу, тоже упал на кровать. — Однако я не думал, что ты окажешься настолько глупа, и положишь ключ рядом с добычей.

Только тут Симона заметила засыпанный листками маленький ящик — обитую тонкой кожей шкатулку — и чуть не расплакалась от облегчения. Рэндалл принес эту шкатулку, чтобы уничтожить, там лежали не записи Порции, а какие-то другие бумаги. Ее сундук стоял там, где Симона его оставила, отец к нему не прикасался.

Возблагодарив Бога, Симона бросилась вперед и встала между сундуком и Арманом. Листки из шкатулки зашуршали под ногами. Сейчас Симона чувствовала себя увереннее. Бросив сердитый взгляд на отца, она нагнулась и стала собирать в кучу рассыпанные бумаги.

— Они принадлежат моему мужу. Барон будет очень недоволен.

У нее над головой раздался саркастический хохот. Подняв голову, Симона увидела, что Арман смотрит на нее с выражением крайнего недоверия. Потом на его тонких губах появилась зловещая улыбка.

— Mon Dieu, — усмехнулся он, — неужели ты настолько наивна, что забрала эту шкатулку и не посмотрела, что в ней?

— Ну конечно, я не знаю, что в ней, — ответила Симона, собирая странички и поднимаясь. — Это не мое дело. Мне просто надо их уничтожить.

Арман секунду изумленно смотрел на дочь, потом закинул голову и расхохотался так громко, что Симона вздрогнула. Продолжая веселиться, Арман неловко шагнул и повалился в кресло.

— Не вижу ничего смешного в уважении к чужой собственности, — сердито пробормотала Симона.

Арман, утирая слезы рукавом, указал дочери на шкатулку:

— Прочти.

— Нет. — Симона высыпала на кровать подобранные письма и стала складывать их в шкатулку, стараясь не прочитать ни слова.

— Они могут полностью изменить твое мнение по поводу сегодняшней поездки барона Крейна.

— Нет.

Симона услышала, что Арман встал, и обернулась к нему.

— Ты можешь передумать насчет Хартмура и не захочешь оставаться здесь. — Теперь Арман говорил серьезно, хотя в его голосе все еще слышались насмешливые ноты. — Может, ты захочешь вернуться во Францию.

Симона замерла. Отец говорил загадками, ведь он отлично знал, ничто не заставит ее вернуться к людям, которые после смерти Дидье сочли ее сумасшедшей. В Хартмуре она обрела шанс на счастье. Однако в душу уже проникла змея сомнения. Симону мучило любопытство. Дидье говорил, что Ник не вернется к утру, а теперь вот и Арман упомянул про поездку мужа. У Симоны создалось впечатление, что все вокруг все знают и лишь она одна остается в неведении. Взгляд непроизвольно метнулся к шкатулке.

Арман как будто почувствовал ее слабость, на шаг приблизился и заговорил низким, убедительным голосом:

— Неужели ты не хочешь узнать, какие тайны заставили барона уничтожить эту шкатулку?

Симона не стала сообщать отцу, что получила шкатулку не от Ника. Перед глазами возникло лицо мужа. Как он будет разочарован, если узнает, что Симона без спросу сунула нос туда, куда он ее не приглашал!