Грузное тело Берты Кул расплылось на стуле. Она глубоковздохнула, зажгла сигарету, и драгоценности, украшавшие ее руки, в ярком светеламп заискрились, словно брызги морской пыли на солнце.

Японец в светлой куртке из плотного полотна и в набедреннойповязке, обхватив руками колени, оглядывал меня. Лицо его было бесстрастным.

Мне было холодно. Куртка, которую он протянул мне, оказаласьслишком велика. В одних шортах я чувствовал себя голым, кожа покрыласьпупырышками. Безжалостный свет ламп, заключенных в жестяные плафоны иповешенных над матами, бил в глаза.

— Заставь его поработать, Хашита, — сказала Берта.

В большом, похожем на сарай спортивном зале нас было толькотрое. Японец улыбнулся мне одними губами, и я увидел ряд белых, сверкающихзубов. Японец хорошо сложенный, крепкий, когда он двигался, было видно, каксокращаются мускулы под словно атласной, коричневой кожей.

— Первый урок, пожалуйста, не слишком тяжелый, — обратилсяон к Берте.

Берта глубоко затянулась сигаретой. Ее глаза стали твердымикак алмазы. Он хитрый, этот коротышка Хашита. Я трачу на него свои деньги ихочу получить прибыль.

Хашита посмотрел на меня.

— Джиу-джитсу, — произнес он монотонной скороговоркой, — этокак рычаг. Противник применяет силу.

А вы только меняете направление.

Я кивнул. Кивок — вот чего от меня ждали.

Хашита достал револьвер. Никелированный корпус потускнел,ствол заржавел. Он открыл барабан: револьвер не был заряжен.

— Извините, пожалуйста, — сказал он. — Высокочтимый ученикберет оружие, держит его в правой руке, поднимает, спускает курок. Быстро, пожалуйста!

Я взял револьвер.

На физиономии Берты Кул отразилось крайнее напряжение — такиспанки созерцают бой быков.

— Быстрее, пожалуйста, — повторил Хашита.

Я вскинул револьвер.

Он размеренно двинулся вперед и брезгливым движением опустилмою руку.

— Не так медленно, пожалуйста. Допустим, я очень скверныйчеловек. Вы поднимаете оружие. Очень быстро спускаете курок — прежде, чем ясдвинусь с места.

Я припомнил, как читал где-то, что бандит на западечертовски ловко обращается с оружием. Я стал нажимать на спуск, едва подняворужие.

Хашита стоял прямо передо мной — великолепная мишень. Япочувствовал, как опускается курок, когда я резко дернул кистью.

Но Хашиты уже на месте не было. Он как бы растворился вдвижении. Я пытался держать на мушке его мелькающее в воздухе тело. Но с такимже успехом можно было поймать вспышки молнии.

Сильные загорелые пальцы сомкнулись на моем запястье.Хашита, стоя спиной, оказался у меня под рукой. Дернув мою правую кисть вниз,он ударил меня плечом, и я почувствовал, что мои ноги отрываются от пола. Лампыи маты поменялись местами, и я вроде бы завис в воздухе, а потом — матыринулись мне навстречу.

От удара мне стало плохо.

Я пытался приподняться, но тело не повиновалось.

Мутило. Хашита наклонился, взял меня за кисть и за локоть ирывком поставил на ноги, — я словно отскочил от матов. Зубы Хашиты сверкнули вширокой улыбке.

— Все очень просто, — сказал он.

Драгоценности Берты Кул сверкали, подрагивая в тактдвижениям аплодирующих рук.

Хашита обнял меня за плечи и легонько толкнул назад, поднявмою правую руку.

— Не опускайте, пожалуйста. — Он рассмеялся нервным,невеселым смехом.

Мне казалось, что я неподвижно стою в центре комнаты, а онараскачивается, как громадный маятник.

— Теперь будьте внимательны, пожалуйста, — сказал Хашита.

Он двигался медленно, но в своем, очень плавном ритме. Казалось,я вижу на экране замедленную съемку. Левое колено японца согнулось. Вес еготела переместился вперед и на левое бедро. Он наклонился и повернулся на левойноге. Правая рука двинулась вперед, пальцы сжимали мое запястье, а левое плечоустремилось вперед — на уровне моей подмышки. Напряжение в его пальцах всевозрастало; я уже не мог согнуть в локте правую руку. Он еще усилил нажим,превращая мою руку в рычаг. Точкой опоры служило его плечо у меня под мышкой.Нажим сильнее, еще сильнее, до боли, — и мои ноги вновь оторвались от матов.Тогда он ослабил хватку, вернулся в исходное положение и… улыбнулся.

— Теперь, — сказал он, — попытайтесь вы. Медленно, сначала,будьте добры, медленно.

Он стоял, вытянув вперед правую руку.

Я ухватился за нее. Он оттолкнул меня. Его жест выражалнетерпение.

— Высокочтимый ученик, помните, пожалуйста, о своем левомколене. Согните левую ногу и одновременно действуйте правой рукой, затемповерните ногу и тут же скрутите мою правую руку, чтобы я, не мог согнутьлокоть.

Я сделал новую попытку. На этот раз получилось лучше. Онкивнул, не проявляя, однако, большого восторга.

— Теперь быстро, будьте добры, и с оружием.

Он взял револьвер и, подняв руку, направил на меня дуло. Явспомнил о левом колене и рванулся к его правому запястью, но промахнулся надобрых два дюйма и потерял равновесие.

Он был слишком вежлив, чтобы смеяться. И это было ещеобиднее.

Я услышал звук шагов по голому полу спортивного зала.

— Извините, пожалуйста.

Хашита выпрямился и уставился в полумрак неосвещенной частизала.

К нам приближался мужчина. Невысокий, средних лет, в очках.Мужчина курил сигару. Его отлично сшитый костюм подчеркивал могучую грудь искрадывал полноту, но все равно не скрывал узких покатых плеч и округлого, какарбуз, живота.

— Вы тренер? — обратился он к Хашите.

Тот сверкнул зубами и поклонился.

— Меня зовут Эшбьюри — Генри Эшбьюри. Фрэнк Гамильтонпосоветовал мне заглянуть к вам. Я подожду, пока вы освободитесь.

Хашита сильными пальцами сжал руку Эшбьюри.

— С огромным удовольствием, — сказал он, с шипением втягиваявоздух. — Не присядут ли высокочтимые джентльмены?

Двигаясь с кошачьей грацией, он схватил сложенный деревянныйстул, ловко раскрыл его и поставил рядом со стулом Берты Кул.

— Подождете пятнадцать минут? — спросил он. — Очень сожалею,но я занят с учеником.