Выбор оказался удачным: Висбю уже не раз сослужил им хорошую службу.

— Нам еще раз понадобится твоя помощь, — сказал Дитлев, когда Ульрик привел упомянутого господина.

— Прямо сейчас? — Тот принялся озираться, словно у люстры на потолке могут быть глаза, а у стен уши.

— Карл Мёрк по-прежнему занимается этим расследованием. Его надо остановить, понимаешь? — Дитлев потрогал свой галстук с рисунком в виде ракушек, символ частной школы, блуждая взглядом по холлу.

— Что мог, я сделал. — Висбю покачал головой. — Я не могу писать директивы от чужого имени, не привлекая внимания министра юстиции, который сразу начнет копать. Пока что это еще может сойти за случайную оплошность.

— Тебе непременно надо действовать через директора полиции?

— Косвенно, да. — Висбю кивнул. — В этом деле я больше ничем не могу помочь.

— Ты понимаешь, что ты сейчас сказал? — спросил Дитлев.

Висбю поджал губы. По лицу его Дитлев ясно видел, что он уже полностью спланировал свою жизнь. Жена ожидала каких-то изменений дома, хотела больше свободного времени, путешествий — того, о чем мечтают все.

— Возможно, удастся отстранить Мёрка, — сказал Висбю. — Хотя бы на некоторое время. Это будет нелегко после дела Мереты Люнггор. Но всего год назад у него случился большой прокол в связи с перестрелкой на Амагере, и что-то подобное может ведь повториться. По крайней мере, на бумаге. Я этим займусь.

— Я могу заставить Ольбека подать на него жалобу за нападение на улице, — сказал Дитлев. — Это сойдет?

Заведующий секцией кивнул:

— Нападение? Это неплохо! Но нужны свидетели.

— Маркус, я почти уверен, что в доме у меня позавчера побывал Ольбек, — сказал Карл. — Нужен ордер для проверки его повременных записей. Кто этим займется, ты или я?

Склонив голову, начальник отдела убийств продолжал смотреть на лежавшие перед ним фотографии. У женщины, убитой на Канникестреде, вид был совершенно жуткий: лицо синее от кровоподтеков, глаза заплыли.

— Я правильно догадываюсь, что это связано с твоим расследованием убийства в Рёрвиге?

— Просто хочу узнать, кто нанял Ольбека, вот и все.

— Ты больше не расследуешь это дело. Мы же об этом тебе говорили.

С каких это пор старый черт стал говорить о себе «мы», будто самодержец? Карл набрал побольше воздуха:

— Потому-то я к тебе и пришел. А вдруг выяснится, что заказчиками Ольбека были люди, которые проходили как подозреваемые в деле о рёрвигском убийстве? Неужели это для тебя не имеет значения?

Маркус положил на стол бифокальные очки:

— Во-первых, Карл, ты будешь делать то, что сказала директор полиции. По этому делу вынесено решение суда, наверху оно не считается заслуживающим внимания. Во-вторых, не разыгрывай передо мной дурачка! Неужели ты думаешь, что такие люди, как Прам, Флорин и этот биржевой аналитик, могли дать Ольбеку такое дурацкое задание? Если — я еще раз подчеркиваю — если это вообще были они. Оставь же меня наконец в покое! Через пару часов я встречаюсь с директором полиции.

— Мне казалось, ты встречался с ней вчера?

— Да, вчера и сегодня тоже. Все, уходи!

— Черт возьми, Карл! — крикнул из своего кабинета Ассад. — Иди скорей, посмотри!

Карл поднялся со стула. Ассад вернулся с вокзала таким же, каким все привыкли его видеть, но у Карла так и стоял перед глазами тот холодный взгляд, каким смотрел на Ассада мужчина, с которым сириец почти подрался. В этом взгляде светилась застарелая ненависть. И это, мол, пустяки, ничего особенного? Карл в этом сильно сомневался.

Переступая через наполовину собранные столы, лежавшие поперек коридора, словно туши мертвых китов, он направился к Ассаду. Надо сказать Розе, что пора бы их отсюда убрать. А то придет кто-нибудь сверху, споткнется и разобьет нос, а Карлу отвечать.

— Ну, что там такое?

— Карл, у нас есть картинка. — Ассад встретил его сияющей улыбкой. — Просто есть картинка.

— Какая картинка? Что на ней?

Ассад нажал на клавишу, и на экране появилось изображение. Не очень четко, не анфас, но это была Кимми Лассен. Карл тотчас же узнал ее по старым фотографиям, хотя за прошедшее время она изменилась. В кадре промелькнула женщина примерно сорока лет с характерным профилем — прямой нос с чуть приподнятым кончиком, пухлая нижняя губа, впалые щеки и тонкие морщинки, заметные под макияжем. Она все еще была привлекательна, хотя и потрепана жизнью. Зная возрастные изменения, теперь можно будет обработать имеющиеся снимки и получить хорошие изображения Кимми, какой она стала сейчас.

Не хватало только приемлемого обоснования, чтобы объявить розыск. Может быть, кто-то из родственников подаст заявление? Надо попробовать.

— У меня был тогда новый мобильник, и я не знал, получилось ли видео. Вчера я просто нажал кнопку, когда она от меня убегала. Рефлекс, понимаешь! Вечером пытался получить на экране изображение, но что-то не вышло.

Пытался получить! Он и это умеет?

— Ну, Карл, что скажешь? Разве это не здорово?

— Роза! — крикнул Карл в сторону коридора.

— Ее тут нет. Отправилась на Вингерслев-алле.

— Вингерслев-алле? — Карл недоуменно потряс головой. — Какого черта?

— Разве ты не велел ей поискать газетные заметки о Кимми?

Карл взглянул на фотографии в рамочках, с которых уныло смотрели престарелые тетушки Ассада. Скоро он сам станет таким же.

— Когда вернется, дай ей эту картинку, чтобы она с ее помощью обработала старые снимки. Хорошо, что ты снял Кимми. Замечательная работа! — Карл похлопал помощника по плечу, надеясь, что тот в ответ не станет угощать его фисташковым печеньем. — Через полчаса у нас назначена встреча в тюрьме во Вридслёселилле. Поехали, что ли?

На Эгон-Ольсенсвей, как теперь называлась старая Тюремная улица, Карл заметил, что его товарищ чувствует себя явно не в своей тарелке. Не то чтобы Ассад помрачнел или был недоволен, нет, он только притих и не сводил напряженного взгляда с башен у входа, будто боялся, что они рухнут и раздавят его.

Карл ничего подобного не испытывал. Для него тюрьма Вридслёселилле была чем-то вроде надежного хранилища для самых отъявленных негодяев в стране. Там почти двести пятьдесят заключенных; если сложить их сроки, получится две тысячи человеко-лет. Просто ужас, сколько времени и жизненных сил переводится впустую, но при этом большинство сидельцев попали сюда вполне заслуженно. Таково было его твердое убеждение.

Войдя в ворота, Ассад не произнес ни единого слова. Вдобавок он вывернул карманы, не дожидаясь, когда его об этом попросят, и все указания выполнял машинально. Очевидно, знал процедуру.