– Приглядывайте за пассажирами. Мало ли… – доверительно наклонился к инженеру. Получил в ответ кивок головой и понимающую улыбку.

Пошёл вокруг самолёта, предполётный осмотр никто не отменял. Заодно краем глаза контролировал пассажиров и экипаж. Мои уже наученные горьким опытом подчинённые быстренько справили малую нужду в сторонке, то же самое проделали и техники. Казачки сначала удивились столь неожиданному примеру, потом призадумались и сделали правильные выводы, направились туда же и явно с той же целью. И намекать не нужно. А вот Александр Михайлович и Второв решили проигнорировать это дело, сделали вид, что ничего не заметили, и сразу полезли в просторное нутро самолёта. Однако будут проблемы.

Зато казачки явно обрадовались такому повороту и следом за ними внутрь нырнули.

– Олег Григорьевич, – придержал инженера. – Распорядитесь, чтобы на всякий случай ведро приготовили.

Я же говорю, что все мои уже наученные. Смолин только кивнул в ответ понятливо, да заторопился к боковому люку. Что-то мы с ним всё больше кивками да полунамёками общаемся. Но это и хорошо, растёт взаимопонимание и слаженность.

А я продолжил осмотр. Перешёл на другую сторону, за колёсами своё дело сделал. Мне труднее всех будет, они-то могут, если припрёт, к ведру сбегать, а я? Кроме меня рулить-то некому. Штурвал ведь не бросишь.

Нет, всё-таки зря я согласился не ждать выпуска новой модели «Муромца». На них как раз двойное управление предусмотрено. Зато и загвоздка там сразу возникает с пилотами. Существенная такая. Потому что мало их. Авиационные школы работают на износ, а свободных лётчиков пока нет. Придётся как-то всем изворачиваться. А Шидловскому скоро свою эскадрилью предстоит укомплектовывать. Кем? Впрочем, мне голову забивать такой проблемой пока не нужно…

Запускаемся, прогреваемся и рулим на старт. Нагруженная машина тяжело переваливается со стойки на стойку, покачивает вальяжно крыльями на каждой мало-мальской неровности, гонит назад пыльное серое облако. Разворачиваюсь против ветра, выравниваю самолёт по курсу разбега, на краткий миг оглядываюсь через плечо, окидываю взглядом членов экипажа. Надо будет в будущем ввести обязательный доклад каждого о готовности к взлёту…

Короткая команда инженеру, и моторы выходят на максимальные обороты, по корпусу пробегает нетерпеливая дрожь рвущегося в небо аэроплана. Медленно нарастает скорость, мелкие неровности грунта передаются на корпус, даже руки дрожат на штурвале.

Бежим, бежим, разгоняемся. Мелькают в стороне наши ангары, уходят назад. Краем глаза замечаю стоящих возле них зевак. Наконец крылья ловят воздух, опираются на него, разгружают стонущие от вибрации стойки колёс. Поднимаю хвост, становится немного легче. И скорость сразу заметно увеличивается.

Чуть ослабляю давящие усилия на штурвале – машина незаметно отходит от земли, зависает на какое-то мгновение, ещё раз касается колёсами грунта, но уже мягко и легко, отрывается, и вибрация сразу же пропадает. Есть отрыв!

Плавно отходим от взлётки и разгоняемся. Перевожу самолёт в набор, усилия снимаю триммером. Ползём вверх, карабкаемся к облакам, одновременно разворачиваюсь в плавном неглубоком крене на нужный курс.

Остаётся слева город, уходит назад Нева, впереди свинцовое море сливается цветом с точно таким же осенним небом.

Несколько секунд и самолёт пробивает тонкую плёнку облачности. Перед этим сверяю показания авиагоризонта на приборной панели с реальным горизонтом. Над нами голубое небо во все стороны. Где-то очень высоко сверкающей белизной слепят глаза редкие перистые облака верхнего яруса.

Солнце за спиной, поэтому видимость по курсу великолепная. Хотя на что там смотреть-то? А вот то, что в разрывах слева проглядывает земля, хорошо. Можно ориентироваться. На взлёте на всякий случай засёк время, буду проводить счисление пути. На глазок, само собой. Точная путевая скорость неизвестна, но лететь нам около трёх часов, плюс-минус. И очень жаль, что нет возможности измерить направление и скорость ветра на эшелоне. Говорю же, всё прикидываю на глазок. Хорошо хоть расстояние точно известно. Чуть больше трехсот километров. После полёта на земле сяду и посчитаю примерную скорость полёта. Хоть какие-то конкретные данные появятся.

А вообще пора мне и о штурмане в экипаже подумать. И для дела будет лучше – всё-таки «Муромец» ни разу не истребитель, и у него совсем другое предназначение и боевые задачи. То есть будут другие. А какие именно – от меня зависит.

Минут через десять после отрыва в пилотскую кабину забрался Александр Михайлович. Пристроился за спиной слева, запыхтел над ухом. Да ещё и табаком от него сильно пахнуло, а я этот запах очень не уважаю. Особенно когда вот так пахнет, от усов и бороды. Он что, там курил? Этого только не хватает. Если так, то после посадки устрою всем кузькину мать!

Ну и вонища! Сначала несколько раз безуспешно вперёд отклонился, а потом не выдержал и попросил бортового инженера сообразить какую-нибудь сидушку для великого князя, да усадить его чуть в стороне. А конкретное место рукой обозначил, пальцем в пол ткнул.

Сообразили, пару патронных ящиков притащили да брезентовым чехлом накрыли для мягкости.

Александр Михайлович уселся, поёрзал, устроился поудобнее и начал вопросы задавать. И в первую очередь поинтересовался, почему это мы подвесную систему парашютов не надели?

– Да потому что на борту у нас пассажиры без средств спасения. Потому и не надели, – пришлось объяснять.

Шеф ответом явно удовлетворился, но при этом посмотрел в мою сторону внимательно, ус пожевал, хотел ещё что-то в том же духе спросить, да передумал. Дальше вопросы пошли на профессиональные темы, а где-то через час его сиятельство и за штурвал попросился. Посчитал управление несложным. Ага, это на эшелоне оно несложное, да при почти полном отсутствии болтанки. Так, потряхивает периодически, резко, но терпимо. Плюс ко всему машина оттриммированная, потому и летим мы ровненько, в управление практически не вмешиваюсь. Руки, само собой, не убираю, придерживаю «рога» легонечко. Движения при этом настолько минимальные, что на глаз почти незаметные. Ну и когда трясёт – покрепче в штурвал вцепляюсь, потому как привычка такая.

А на просьбу пришлось ответить категорическим отказом. Ещё чего не хватало. Нам всем жить хочется! В небе только один командир, и он в настоящее время сидит за штурвалом. Остальные же просто пассажиры. Правда, все эти слова так и остались не произнесёнными, на моё счастье. Потому как кто его знает, как бы на них Александр Михайлович отреагировал. Не всю же оставшуюся жизнь я буду только в небе находиться. И спуститься на грешную землю мне всё равно придётся. Так что не стоит на пустом месте нарываться на неприятности.

Но на всякий случай соломки себе подстелил. Чтобы смягчить свой отказ, пообещал обязательно научить князя пилотированию на самолётах с двойным управлением.

К моему удивлению, отказ был воспринят спокойно. Мол, не получилось и ладно. А я-то уже настроился на неприятности…