А потом Мэн по наущению Господа изгнал из дома в пустыню Первую Жену свою с сыном своим Измаилом, сокращенно Старший, от которого потом пошли арабы. Очевидно, что именно вследствие этого события арабы и возненавидели евреев. Хотя, по идее, все свои претензии они должны предъявлять Богу, ибо именно Бог, а не Мэн, виноват в том, что арабы много тысячелетий вынуждены были шастать по пустыне. Так что, ребята из Хамаса, все вопросы к Богу, который, как вам должно быть известно, един и для евреев, и для арабов.

Но это так… размышления по поводу. К данному повествованию они не имеют никакого отношения.

А с Мэном до поры до времени все было нормально. Пас стада, растил сына Исаака, сокращенно Младшего, вспоминал сына Измаила, сокращенно Старшего. И все было хорошо, пока Бог не стал искушать Мэна. То есть потребовал доказательств Мэновской любви к Богу.

– Значит, так, – сказал Бог Мэну, – возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака…

– Сокращенно Младшего, – вставил Мэн.

– Сокращенно Младшего, – согласился Бог, – и пойди в землю Мориа, и там принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой я скажу тебе.

– Господи, – укоризненно сказал он, – тебе же арамейским языком было сказано: «Не вводи нас во искушение», а ты что творишь?

– Все, что можно, я уже сотворил. А делать что-то надо. Вот я и искушаю. А потом тем, кто искусился, отмщаю. Такая у меня на ближайшую вечность работа. Так что давай, чеши. Или ты меня не любишь? А? Любишь – не любишь, любишь – не любишь… Тьфу ты, язычество какое-то… Ну!..

Мэну сильно похужело, но как богопослушный еврей он в компании оседланного осла, двух отроков, сына Исаака, сокращенно Младшего, и дров для всесожжения потащился в землю Мориа.

Палило солнце, Мэн постегивал осла, осел взбрыкивал и елозил под связкой дров, отроки лениво обсуждали сексуальные достоинства осла, Исаак, сокращенно Младший, думал… А черт его знает, о чем думал Исаак, сокращенно Младший. Мэн об этом не знал. Очевидно, потому, что не мог проникнуть в мысли сына. В конце концов, он – Мэн, не Бог, и мысли других людей, в том числе и его сына, ему недоступны. Во всяком случае, Исаак, сокращенно Младший, шел рядом с отцом, сосредоточенно глядя под ноги, чтобы невзначай не раздавить твердой пяткой какую-либо легкомысленную ящерицу.

Наконец Мэн с компанией прибыли в землю Мориа.

– Господи! – возопил Мэн. – Где эта гора, где я должен замочить Исаака, сокращенно Младшего, тебе в жертву?

В словах отца Исааку, сокращенно Младшему, почудилась некоторая угроза, и он попытался ускользнуть. Но Мэн удержал его железной отцовской рукой и опять возопил к Господу на предмет указания нужной горы. И опять Бог промолчал, и опять Исаак попытался слинять. И опять Мэн удержал Исаака, и в третий раз нетерпеливо воззвал к Господу с тем же вопросом. Наверху послышалась какая-то возня.

– Кто это? – позевывая, спросил Бог.

– Это я, Мэн, Господи, – ответил Мэн, потом откашлялся и заорал дурным голосом: – Куды идти-то скажешь, хозяин?.. На какой горе Младшим, то ись Исааком, жертвовать?

– А, это ты, Мэн, извини, я задумался. Ты пришел или нет?..

– Дык! – всплеснул руками Мэн. – Как же мы могем не приттить-то? Чать вы приказали, Господи. А мы уж вас так любим, так любим, что всякий ваш приказ готовы выполнить беспрекословно точно и в срок. – И Мэн неискренне щелкнул пятками.

– Любой приказ?.. – переспросил Бог.

– Любой! – готовно подтвердил Мэн, подпрыгнул в воздух и звонко щелкнул пятками уже в воздухе.

– А если приказ преступный? – поинтересовался Бог.

– Что значит «преступный»? – изумился Мэн. – Мы люди темные, мы не могем знать, какой приказ преступный, а какой нет. Это ты нам уж пропиши сначала. Не укради там, не убий, не трахни кого постороннего. Тогда мы с превеликим удовольствием все в лучшем виде и изобразим. Правильно я говорю, Младший?

Младший, он же Исаак, согласно кивнул головой.

– Вот видишь, Господи. Так где та гора, на которой я должен замочить сынишку, кровиночку мою единственную! – и Мэн стал рвать на себе волосы.

– Не юродствуй, Мэн, – строго приказал Бог и вдруг неожиданно азартно выкрикнул: – Слушай мою команду! Отроков и осла оставь в укрытии, а сам вместе с Исааком, применяясь к складкам местности, выдвигайся к высоте 411.

– Слушаюсь! – выкрикнул Мэн, сделал кульбит, трижды шлепнув пятками, и скомандовал Исааку, приземляясь: – Равняйсь! Смирно! Бегом шагом марш! – и вместе с Исааком, применяясь к складкам местности, короткими перебежками двинулись к высоте 411.

Когда они добрались до вершины, обнаружилось, что они забыли дрова. Исаак поплелся за дровами. А Мэн обратился к Богу:

– Во! Видишь, Господи, как я тебя люблю!

– Увижу, когда ты принесешь в жертву мне сына своего Исаака!

– Да принесу, принесу! – вздохнул Мэн. – Но ведь это, е… твою мать, мой любимый сын, Господи…

– Прежде всего, Мэн, не упоминай моей матери. У меня ее никогда не было. И я об этом постоянно грущу. А во-вторых, какой смысл в жертве, которая тебе безразлична?

– Это так, – поник головой Мэн. – Хотел бы я посмотреть, как бы ты отдал в жертву своего любимого сына…

Бог тяжело вздохнул!

– Может быть, Мэн, ты когда-нибудь это увидишь. Это произойдет. Не скоро, но произойдет. На страшные муки обреку я сына своего. Дабы он, смертию смерть поправ, открыл вам путь в мое царствие. Хорошо сказано, – похвалил себя Бог, – вернешься домой, запиши.

– Обязательно. А какой путь откроет своей смертью мой сын Исаак, сокращенно Младший? – ударил словом Мэн.

После некоторого молчания Бог произнес загадочные слова:

– Ты куда меня ведешь, такую молодую? Я в кусты тебя веду, иди не разговаривай… Не разговаривай, Мэн, не разговаривай…

В это время подошел Исаак с дровами для собственного всесожжения. Мэн уложил Исаака на спину, подмигнул, левой рукой схватил за курчавые волосы и откинул его голову назад. Кадык Исаака нервно дергался, тускнеющие глаза пытались найти глаза отца.

– Не боись, Младшенький, – шепнул Мэн и стал шарить в складках хламиды в поисках ножа.

– Ах ты, Господи, нож-то мы дома забыли! Прости нас, Господи, неразумных, беспамятных… Пропили память-то, вот нож-то и позабыли!..

И тут в протянутой к Богу правой руке появился острый сверкающий нож. Лицемерно-покаянные крики Мэна застряли в глотке.

– Вот тебе нож, Мэн, – проникновенно произнес Бог, – не надо накалывать Господа твоего…

Глаза Мэна потухли. Он посмотрел в глаза сына, потом поднял глаза вверх.

– Прости меня, Господи, – безнадежно сказал Мэн. – Прости и ты меня, Малыш…

И Мэн взмахнул ножом. И когда сверкающий нож уже почти впился в горло Исаака, рука Мэна помимо его воли разжалась, и нож опустился на землю рядом с головой Исаака. А через секунду и совсем исчез. Мэн проглотил всхлип, унял трясущиеся руки и поднял голову к небу.