– Вот почему я никогда не привыкну к гравитации, – сказала она. – Жидкость, черт возьми, должна выжиматься из пластиковых бутылок. А с этими кружками только и жди какой-нибудь неприятности.

Она отпила глоток, и над ее губой остались усы из пены.

– Однако неплохо, – сказала она, вытирая рот тыльной стороной ладони. – Ну ладно, Таф, я думаю, хватит играть в прятки, – продолжала она, ставя кружку на стол с чрезмерной осторожностью человека, не привыкшего даже к такой слабой гравитации. – Вы, конечно же, подозревали о наших проблемах с перенаселением, иначе бы не задали такого вопроса. И к тому же вы поглощаете всякую другую информацию. Для чего?

– Любопытство – моя слабость, мадам, – ответил Таф. – И я просто хотел решить задачку Сатлэма, может быть, надеясь, что в процессе решения сумею найти какие-то средства вывести вас из тупика.

– И? – произнесла Толли Мьюн.

– Вы подтвердили предположение о перенаселенности, которое я вынужден был сделать. Теперь все становится ясным. Ваши огромные города поднимаются все выше и выше в небо, потому что вам надо где-то размещать свое стремительно растущее население. Вы тщетно пытаетесь бороться за сохранение своих сельскохозяйственных земель. Ваш великолепный порт работает с заметным напряжением, лифт постоянно движется, потому что вы не можете сами себя прокормить и вынуждены импортировать продовольствие с других планет. Ваши соседи вас боятся и, возможно, даже ненавидят, потому что несколько веков назад вы попытались решить проблему перенаселения при помощи эмиграции и захвата новых территорий, но разразилась война. Ваши люди не держат кошек, собак и других домашних животных просто так, для души, потому что на Сатлэме нет места для особей, которые не являются эффективным и неотъемлемым звеном продовольственной цепочки. Средний сатлэмец гораздо ниже, чем положено быть человеку, из-за многовекового недоедания и нормирования буквально всего, вызванного экономической необходимостью. Поэтому каждое ваше поколение становится ниже ростом и слабее предыдущего, приспосабливаясь ко все более скудному рациону. Все эти беды – прямое следствие перенаселения.

– Похоже, вы не очень-то это одобряете, – заметила Толли Мьюн.

– Я не собираюсь вас критиковать. У вас есть и свои достоинства. В целом вы трудолюбивы, общительны, нравственны, цивилизованны и изобретательны, а ваше общество, ваша техника и особенно темпы интеллектуального развития просто достойны восхищения.

– Наша техника, – сухо сказала Толли Мьюн, – это единственное, что спасает наши паршивые задницы. Мы импортируем тридцать четыре процента калорий. Еще около двадцати процентов мы выращиваем на тех сельскохозяйственных землях, что у нас еще остались. Остальное продовольствие производится на фабриках из нефтехимических продуктов. И этот процент с каждым годом растет. Должен расти. Только пищевые фабрики могут достаточно быстро приспосабливаться к росту населения. Но с ними тоже проблема.

– У вас кончаются запасы нефти, – вставил Таф.

– Да, черт возьми, – вздохнула Толли Мьюн. – Невозобновляемый ресурс и все такое.

– Разумеется, ваше правительство знает примерно, когда начнется голод.

– Через двадцать семь стандарт-лет, – сказала она. – Срок постоянно меняется, потому что возникают разные факторы. До того, как наступит голод, может начаться война. Так считают некоторые эксперты. А может быть, будут и война, и голод. В любом случае погибнет много людей. Мы цивилизованный народ, Таф, вы сами это сказали. Настолько цивилизованный, черт возьми, что просто невероятно. Общительный, нравственный, жизнеутверждающий и так далее. Но даже и это сейчас рушится. Условия жизни в подземных городах становятся с каждым поколением все хуже и хуже, и некоторые наши лидеры даже говорят, что там идет обратная эволюция, люди превращаются в каких-то вредителей. Убийства, изнасилования, тяжкие преступления – с каждым днем их все больше и больше. За последние два года произошло даже два случая каннибализма, и в ближайшие годы они участятся. Количество преступлений растет вместе с ростом населения. Вы меня понимаете, Таф?

– Несомненно, так, – бесстрастно отозвался он.

Официанты внесли горячее. На блюде горкой высились дымящиеся кусочки мяса, только что из духовки. К нему подали четыре вида овощей. Хэвиланд Таф позволил до краев наполнить свою тарелку пряными стручками, пюре из смаклей, сладким корнем, масляными узелками и попросил официанта отрезать для Паники несколько тоненьких кусочков ветчины, ибо мяса животных он не ел. Толли Мьюн, напротив, взяла толстый кусок мяса, полила его коричневым соусом, но, попробовав, обнаружила, что есть ей почему-то не хочется; она наблюдала за Тафом.

– Ну так что же? – напомнила она ему.

– Может быть, я сумею оказать вам небольшую услугу в вашем затруднительном положении, – сказал Таф, ловко подцепив вилкой пряные стручки.

– Вы можете это сделать, – сказала Толли Мьюн. – Продайте нам «Ковчег», Таф. Это единственный выход. Вы это знаете. И я это знаю. Назовите цену. Я взываю к вашему милосердию! Продайте, и вы спасете миллионы жизней – может быть, миллиарды. Вы станете не только богачом, но и героем. Если хотите, мы даже назовем вашим именем свою паршивую планету!

– Мысль интересная, – заметил Таф. – И все же, каким бы тщеславным я ни был, боюсь, вы переоцениваете возможности бывшего Общества Экологической Генетики. В любом случае «Ковчег» не продается, как я уже сообщил вам. Может быть, я осмелюсь предложить более простое решение ваших трудностей? Если оно окажется действенным, я был бы рад позволить вам назвать моим именем город или малый астероид.

Толли Мьюн рассмеялась и отпила приличный глоток пива:

– Продолжайте, Таф. Поведайте мне об этом простом, банальном решении.

– Нужно провести целый ряд мероприятий. Ядром этой концепции является контроль за численностью населения, осуществляемый при помощи биохимических или механических противозачаточных средств, полового воздержания и юридических ограничений. Механизмы могут быть разными, но конечный результат должен быть один. Сатлэмцы должны размножаться несколько медленнее.

– Это невозможно, – сказала Толли Мьюн.

– Едва ли, – возразил Таф. – Другие миры, которые гораздо старше Сатлэма, этого добились.

– Мало ли кто чего добился, – махнула рукой Толли Мьюн, не заметив, что пролила свое пиво. – Вы не оригинальны, Таф. Эта идея не нова. У нас даже есть политическая фракция, которая отстаивает ее уже сотни лет. Нулевики – так мы их зовем. Они хотят свести рост населения к нулю. Кажется, их поддерживает семь, ну, восемь процентов сатлэмцев.

– Массовый голод, несомненно, увеличит число приверженцев этой идеи, – заметил Таф, поднося ко рту вилку с пюре. Паника одобрительно мяукнула.

– Тогда будет уже поздно, и вы, черт возьми, это прекрасно знаете. Проблема в том, что там, внизу, массы людей не верят, что им грозит голод, сколько бы они ни слышали зловещих прогнозов. Это мы и раньше слыхали, говорят они, и черт меня побери, если они не правы. Еще их бабушкам и прадедушкам грозили, что вот-вот наступит голод. Но раньше на Сатлэме всегда удавалось отодвинуть катастрофу, найти какое-то решение. Большинство горожан уверены, что выход из кризиса сумеют найти и впредь.