Вопрос, который я услышал однажды: «А почему в эндемических (где инфекция живет в природе на животных, в земле и воде) районах не проводят вакцинацию от чумы или холеры? Ведь вакцина есть!» Почему же людей, живущих в этих местах, не прививают?

И вот тут я узнал, что вакцинацию от чумы проводят в случае вспышки тем, кто работает в зоне заражения и кто контактный с больными. Причина в том, что вакцина эта не дает 100 %-ного и пожизненного иммунитета от чумы. Она его усиливает, повышает выживаемость при заражении до 90–95 %, но вот совсем предотвратить болезнь не может. Если возникнет эпидемия — привьют всех, если только очаг, то избранных, тех, кто в группе риска.

И вот мы добрались до основного вопроса, ради чего, собственно, я и рассказывал об иммунитете, его работе, вакцинах, иммунограмме.

В ноябре 2019 года в новостях по радио я услышал сообщение: в Китае, в провинции Ухань, зафиксирован случай атипичной пневмонии. Кто еще слышал тогда об этом? Кто еще обратил на это сообщение внимание?

Когда я учился в институте, у нас вместе с курсом инфекционных болезней шел цикл по эпидемиологии — две недели лекций и семинаров. Можно сказать «галопом по Европам». Я уже не помню фамилии и имени преподавателя, читавшего нам курс, помню только, что это был немолодой мужчина. Он рассказывал об эпидемических мероприятиях, классификациях болезней по опасности, эпидемическим кодам, которые сейчас уже сменили. В числе прочего он рассказал о вспышке натуральной оспы зимой 1960 года в Москве. О регулярных вспышках чумы в Средней Азии, на Алтае, на Северном Кавказе. О готовности эпидемиологов в южных регионах к массовым вспышкам холеры, дизентерии и малярии. Мы слушали, скучали… а он пытался убедить нас в серьезности эпидемической напряженности. И однажды сказал: «Ребята, запомните и зарубите себе на носу, есть несколько словосочетаний и слов, которые, будучи произнесены даже немедиком, включают весь комплекс противоэпидемических мер по форме сто (эпидемический код чумы в 80-х): это ТОРС — тяжелый острый респираторный синдром, атипичная пневмония и собственно чума. Если вам только покажется что-то из этих состояний и если будет хотя бы одна клиническая зацепка за эти диагнозы, вы вправе официально объявить о своем мнении. И никто, никакие профессора и академики, пока не будет доказано обратного лабораторным путем, не вправе отменить ваш диагноз и все те мероприятия, что последуют после вашего заявления. Вот чему научила нас вспышка оспы зимой 1959/60 года. Потому что, если бы при осмотре первичного больного, который привез оспу в Москву из Индии[145], в приемном отделении больницы имени Боткина заведующий отделением не отмахнулся от слов молодого врача: „Это очень похоже на оспу“, мы все не потеряли бы две недели на выяснение причин вспыхнувшей эпидемии непонятной лихорадки и атипичной пневмонии и нескольких человек, погибших от оспы. Усмешка заведующего приемным отделением обошлась городу в два месяца полного карантина в Боткинской больнице, розыска всех контактных, прямых и косвенных через вещи, а также пяти миллионов ревакцинированных людей по городу за эти два месяца. При вашей перестраховке в худшем случае что с вами будет, — это коллеги морду набьют или пошушукаются за спиной: „Это тот самый, который…“, „…из-за кого мы стояли на ушах три дня“, „…я не поехал на рыбалку, а мне пришлось просидеть в отделении…“ Но никто не скажет потом через двадцать лет: „Это из-за вашей беспечности и глупости погибли люди!“»

Я услышал «атипичная пневмония в Китае» и связался с одним знакомым редактором, ведущим медицинский раздел в довольно популярном журнале. Я попросил сделать заметку о том, что случай в Китае должен привлечь внимание специалистов-эпидемиологов.

Что потом началось весной 2020-го, вы должны помнить: маски, перчатки, карантин, самоизоляция, QR-коды для въезжающих в Москву, блокировка транспортных карт для лиц старше 65 лет, а потом и для всех. Могли ответственные люди «услышать», как и я? Наверное, могли. Могли также закрыть въезд для всех из Китая, отправляя на карантин сразу, не дожидаясь, заболеют или нет. Но не стали. Ошибки прошлого ничему не учат. Теперь же, обжегшись на молоке, дуют на воду.

Лето 1989 года, Москва. Утро. На вокзале в зале ожидания наряд милиции обнаруживает нетрезвого мужчину бомжеватого вида. Попинав сапогом храпящее тело, милиционеры попытались разбудить человека, но тот не просыпался. От него пахло чем угодно, но не водкой. Смена заканчивалась, стоять рядом и тормошить не хотелось, вызывать перевозку из вытрезвителя — рано. Те начинали «сбор урожая» вечером, сейчас как раз шла «выписка из ночного санатория». Оставили бомжа спать дальше, но смене передали, что «клиент зреет», и указали место. Примерно через два часа другой наряд добрался до спящего. За это время его кто-то заботливо уложил на лавку и сообщил о «пьяном» дежурному по станции. Тот напомнил в пост милиции, что с этим гражданином надо что-то делать! Лежит и пахнет! Посовещавшись, милиционеры вызвали бригаду скорой помощи. Скорая, приехав, осмотрев и выслушав сердце/легкие, поставила диагноз — двусторонняя тяжелая пневмония, интоксикация, шок. Врачи поставили капельницу, эндотрахеальную трубку и, подавая воздух вручную мешком АМБУ, на носилках понесли больного через все залы на выход к машине.

В приемное отделение ближайшей больницы больного доставили к полудню. Там его раздели, наскоро помыли и, еще раз осмотрев, отправили в реанимацию. При осмотре не раз возникало подозрение, что больной сложный и, судя по набухшим паховым и подмышечным лимфатическим узлам, болен чем-то очень серьезным. Но никто не решился произнести «слово».

В реанимации он лежал еще около двух часов и наконец умер. Заведующий реанимацией приказал откатить труп в санитарную комнату, чтобы, как положено, он пролежал там два часа. За это время палату тщательно помыли, но оставлять ее пустой нельзя — больных после операций надо куда-то класть. В пятом часу труп «неизвестного с вокзала», как его теперь называли в документах, перевезли в морг. В шестом часу патологоанатом приступил к вскрытию и уже через полчаса звонил заместителю главного врача и впервые произнес слово «чума». Наверное, зам. главного спросил: «Уверен?» — на что, вероятно, собеседник ответил: «Нет, но очень похоже по состоянию лимфатических узлов и легким, полным гнойной и кровянистой мокроты. Я не могу взять на себя ответственность и сказать, что это не септическая форма чумы, а вы?»

Слово было сказано. И уже не важно, кто из них сообщил по инстанциям, что в