– Си, сой йо. И куэ?[3]– девушка гордо выпятила подбородок и перешла на людской язык. – И вообще, говори так, чтобы мой спутник тебя понимал!

– А то, что как друг твоего отца, я должен отвести тебя домой! – эльф побагровел, в голосе его появились визгливые нотки. – Ты хоть понимаешь, наглая девчонка, что ты устроила, сбежав из дома?

– Сделала то, что хочу.

– То, что хочешь!? Ты хоть на мгновение задумывалась о том, каково твоим родителям!? Вижу, что нет! Мало того, что преступила волю отца и матери, так еще и мужика себе подцепила! Бродягу с большой дороги! – и орущий эльф метнул на Олена полный злобы взгляд.

– А ну заткнись! – рявкнула Саттия так, что каурый жеребец, за привычку хватать хозяина за руку зубами получивший кличку Кусака, испуганно присел на задние ноги. – Друг родителей нашелся! Орешь, точно базарная торговка, так что по всему Гюнхену слышно!

Из-за заборов соседних домов начали появляться головы жителей, привлеченных воплями. Стражники у ворот бросили игру в кости и выставили из-под высоких шлемов уши. Большая черная ворона закружилась над спорщиками, решив, что где крики, там и бой, а затем и труп, которым при удаче можно будет закусить.

Эльф огляделся и заскрипел зубами. Подъехал чуть ближе и заговорил куда тише, чем раньше:

– Выполняя долг друга, я должен связать тебя и отвезти родителям, чтобы они хорошенько выпороли блудную дочь. А этому молодцу, – Олену достался еще один сердитый взгляд, – снять голову с плеч.

– А не пошел бы ты подальше, – буркнул Рендалл неприязненно, – пока морда цела. Или хочешь попробовать моих кулаков?

– Тихо! – Саттия двинула лошадь вперед и оказалась между мужчинами. – И ты, Мохлуин, заткнись! – эльф побагровел еще больше, приоткрыл рот, но девушка не дала ему и слова сказать. – Я сама решаю, как жить, что делать и с кем путешествовать! И обещаю, что вы обо мне еще услышите! Узнаете, чего я на самом деле стою, и что ничуть не хуже вас, чистокровных!

– Ах ты, мерзавка… ах ты… – просипел эльф.

– Привет родителям. Поехали!

Саттия гордо выпрямилась в седле и толкнула кобылу пятками в бока. Та не спеша потрусила к воротам. Олен поехал следом, Мохлуин разразился тирадой на языке эльфов, судя по эмоциональной насыщенности и по тому, как побагровели уши девушки, очень неприличной.

Заскрипели, сдвигаясь с места, повозки, обоз потащился дальше.

– Что за тип? – буркнул Олен, нагнав спутницу.

– Старый знакомый. И больше ни слова о нем, корни и листья, иначе я разозлюсь по-настоящему!

Они подъехали к воротам. Один из стражников, самый дородный, откашлялся и подошел ближе. Стал виден герб на тунике – на красном поле золотой медведь с черной алебардой в руке и того же цвета короной на голове.

– День добрый, мессана и мессен, – проговорил стражник. – Зело рад приветствовать вас при въезде в славный герцогский город Гюнхен. Соблаговолите всенепременно заплатить пошлину.

Олен только глазами захлопал, удивляясь, что его поименовали мессеном, а Саттия поинтересовалась:

– Сколько?

– По ливру с человека.

– А в геденских серебряных грошах сколько?

– Один с двоих, попомните мою доброту, – стражник вздохнул так сокрушенно, будто только что отдал в залог жену и детей.

Девушка полезла в кошелек на поясе, вытащила оттуда две серебряные монеты и сказала:

– Получишь обе, если скажешь, где живет ваш маг.

На круглом лице стражника отразилась неуверенность. Он оглянулся, но прочие стражи ворот, занятые игрой в кости, не обратили на затруднения товарища никакого внимания.

– Э… ну, видят боги… – страх боролся в душе стражника с алчностью и безнадежно проигрывал. – Он… ну… в Старом городе. На той стороне реки. Улица Медников, а там спросите.

– Спасибо, – Саттия улыбнулась, монеты из ее руки упали на широкую мозолистую ладонь стражника и тут же скрылись в кулаке.

Бок о бок путешественники проехали через ворота и оказались в пределах Гюнхена.

По сравнению с Танненгом или Геденом столица герцогства выглядела не такой многолюдной. Не завывали нищие, не орали, приставая к прохожим, бродячие торговцы. Улицы казались пустынными, дверь каменных домов в два или три этажа – запертыми, окна закрывали занавески. Не было видно бродячих патриусов с кружками, собирающих подаяние.

– Как тихо, – удивился Олен.

– Это окраина, – хмыкнула Саттия, убирая со лба выбившуюся прядь. – Весь шум в центре, на Ратушной площади, на рынке. Вот там у тебя заболят уши, и возникнет желание купить воску, чтобы их заткнуть.

Они проехали через круглую площадь. Оглядели храм, судя по изображению паука на фасаде, принадлежащий Слатебе, богине ремесел. Миновали улицу красильщиков, где от резкой вони чесалось в носу и слезились глаза. Выбрались в квартал, сплошь занятый лавками.

Тут было шумно и людно. Зазывалы драли глотки, расхваливая «несравненные ткани из Тердумеи», «благовония прямо из Мероэ» и «Клинки, выкованные в кузницах Андалии». Покупатели деловито осматривали товар, разложенный на выставленных на улицу столах. Мелькали приземистые фигуры гномов, слышалась их речь, жесткая, лающая. Встречались обитатели гор и среди торговцев, они продавали инструменты и оружие.

Проезжая мимо лавки горшечника, Олен услышал, как смуглый коротышка с заплетенной в косички рыжей бородой отсчитывает монеты:

– Этт, тва, трэ, фюра, фэм…

– Откуда тут столько гномов? – спросил Рендалл и придержал Кусаку, давая дорогу телеге с углем.

– Здесь до гор рукой подать, – Саттия кивнула на север, где в обманчивой близости синели вершины. – Вот многие и выбираются сюда. Хотя дома строят так, чтобы напоминали о родине.

Высокие, в три этажа здания, возведенные из необработанных каменных глыб, попадались и раньше, но Олен особо не вглядывался в них, считая обычными складами. Окон у этих сооружений не имелось вовсе, а дверь была низкой и узкой, маленькой для человека.

– Изнутри это и в самом деле должно напоминать пещеру, – сказал он, рассматривая бугристую серую стену.

– Я слышала, что гном, долгое время живущий под открытым небом, заболевает. Хотя это, наверное, сказки.

Они объехали назойливого торговца, продающего «ковры прямо из Серебряной империи», и оказались на перекрестке. Открылся вид на место слияния двух рек, и Олен почувствовал, как у него захватывает дух.

Лана, воды которой отливали желтизной, принимала в себя серебристый Хен. На остром мысу, разделяющем реки, поднимался замок, и бежевые стены его отражались в волнах. Один мост, широкий, украшенный статуями, через Лану вел от укреплений к расположенному на другом берегу Старому городу, второй, поуже, с разводной средней частью, через Хен – к тому району Гюнхена, где находились Саттия и Олен.