Ирина прихватила с тумбочки коньяк и рюмки, Венедиктов помог отнести на кухню вазу с конфетами и тарелку с ломтиками дыни.

– Что интересного можешь сообщить по поводу позавчерашней операции? – чуть длинновато спросил моложавый генерал.

– Все прошло гладко, Сергей Васильевич, – переходя на официальный тон, ответила хозяйка.

Венедиктов, конечно же, ознакомился с подробным рапортом полковника Рожнова, выслушал его лично, но его интересовали иные детали, нежели изложенные Михаилом Константиновичем.

– Кто особо отличился?

– Все работали хорошо. Но я бы отметила Андрея Яцкевича и Олега Шустова. – Она намеренно назвала командира группы последним, выделяя Яцкевича. Если Олег действовал прагматично, то работа Андрея, как всегда, впечатляла артистизмом. Он играл, нажимая на курок в последний момент. Он выделялся среди товарищей даже манерой держать оружие. Если в его руках была винтовка, то приклад никогда не касался плеча, а лежал на предплечье. Странная манера, для многих совершенно непригодная, но Яцкевич из такого положения стрелял без промаха.

– Так и запишем, – шутливо отозвался Венедиктов, с проницательностью опытного контрразведчика отмечая, как именно высказалась его подчиненная. И продолжил во множественном числе: – Значит, не зря мы платим Рожнову деньги?

– Заслуженно, – подыграла хозяйка, наливая гостю чай.

– Спасибо, Ирочка...

Ирина, сколько себя помнила, поднималась по служебной лестнице именно таким способом. Вернее, в управлении, где она работала, сложился определенный "постельный", а чаще всего "настольный" стиль повышения: начальник – подчиненная, и из этой колеи не выбьешься, из нее один путь – на обочину. К тридцати пяти годам порой чувствовала себя задолбанной курицей – но с приличным местом на насесте. Часто задумывалась о семье, ребенке, но сообразно текущему моменту: ну, поднимешь хвост, примешь подобающую позу, выкатишь наружу яйцо, сядешь на него; а думы какие-то злые, не сегодня, так завтра надоест, клюнешь родное яйцо покрепче, забросаешь навозом – и снова к прежней жизни с прежними злыми мыслями, – порой тоскливо, зато без обузы.

Невесело...

Венедиктов лично контролировал работу "пятерки". Если у Рожнова были досье на каждого члена группы, то генерал завел личное дело на самого полковника, куда заносил донесения своего личного агента, который в данный момент заботливо предлагал ему печенье.

Он повторился, на этот раз отказываясь:

– Спасибо, Ира, – а про себя отметил, что сумел восстановиться в довольно короткие сроки: если бы не поджимало время, он, допив чай, возвратился бы в спальню. Эта красивая тридцатипятилетняя женщина умела заводить его так, как ни одна, даже более молодая. "Опыт, женственность, – пытался рассуждать генерал, – сексапильность, что там еще?.." Похоже, ничего. Не забывал он отметить и себя, самодовольно вспоминая трепещущее под ним тело женщины, ее закрытые глаза и плотно стиснутые зубы. Вот и сегодня он просто измотал ее.

Обычно они встречались после проведенных группой Шустова операций. Если таковые долго заставляли себя ждать, генерал, чувствуя в наступившей паузе свою недоработку, навещал подчиненную "вне плана".

С хорошим настроением он покинул квартиру Ирины. А та, оставшись одна, сменила постельное белье и, задумавшись, присела на кровать. Что-то беспокоило ее в работе группы Олега Шустова, но что именно, было не ясно. Не могла она поделиться своей тревогой и с Венедиктовым. Вполне возможно, она беспочвенна. Однако ей придется ждать, наблюдать и делать выводы – а этому агент генерал-лейтенанта ФСБ была обучена.

Валентина Ширяева поправила прическу, постучала в косяк обитой дерматином двери и, не дожидаясь ответа, шагнула в кабинет.

– Валентина Петровна! – с гневным лицом, но через силу улыбаясь, воскликнул Маргелов. – Какими судьбами!

– Извини, что я без предварительного звонка, – пряча улыбку, Ширяева поздоровалась с коллегой.

– Валя, хоть ты брось трепать мне нервы! Я скоро с ума сойду, ей-богу. Один работаю, зашился совсем.

– Меня возьмешь в помощники? – Ширяева прошла к соседнему столу и уселась за ним, принимая деловую позу. – Давай-ка я тебя разгружу, Вася? Какое дело ты мне доверишь?

Маргеловым овладело беспокойство, он посмотрел на Ширяеву с подозрением: как-то по-хозяйски она устроилась за столом, просит дать ей...

"Только не это!.." – простонал он и спросил:

– Из варягов в греки, значит, захотелось, да?

Василий закашлялся и полез в ящик стола за лекарствами. Из графина налил в стакан немного воды, высыпал в него какой-то порошок из пакетика и проглотил содержимое, скривившись.

– Нервы? – Валентина кивнула на пустой пакетик.

– Беда с ними, – произнес Маргелов, внезапно успокаиваясь. – А пью какую-то гадость от кашля. Согласно инструкции, принимаю орально. Ты уж прости, Валя, но мы с тобой в одно ведро не сходим по-маленькому.

– Думаешь?

– Уверен.

– Что ж, придется сознаться, – вздохнула Валентина. – Ничего у меня не получилось.

Сегодня у нее состоялся разговор с начальником следственного управления прокуратуры. Опытных следователей не хватало, а у нее за плечами десятилетний стаж именно в прокуратуре. Маргелов работал без помощника, и Валентина надеялась, что из числа кандидатов на эту должность, среди которых были выпускники юридических факультетов, прошедшие практику, и вполне зрелые следователи с приличным стажем работы, выберут ее.

Она не рассчитывала сразу попасть на место следователя в городской прокуратуре. Но у нее имелись неплохие аргументы, чтобы в приватной пока беседе убедить начальника следственного отдела направить ее именно в горпрокуратуру: многие из тех, с кем пришлось трудиться, до сих пор работают там, остались неплохие связи с определенным контингентом городского управления внутренних дел и так далее.

– Начальник было клюнул, – продолжила Валентина, – но потом, вспомнив причины моей отставки, зарезал мою кандидатуру, посоветовал поговорить с Волковым.

– Дело не в начальнике, – заметил Маргелов. – Я не дал бы тебе работать. Клянусь, первым делом накатал бы на имя прокурора "телегу", где подробно изложил бы твои истинные цели.

– А поверил бы тебе прокурор?

– Еще как поверил бы. Если честно, Валя, я уже беседовал с Волковым насчет твоей инициативы, так что все твои начинания зарубил заранее. И если бы прокурор дал "добро", я устроил бы тебе ад. Только представь: уходя домой после работы, ты проклинаешь меня, утром радостно приветствуешь, чтобы не навлечь мой гнев.

Маргелов с минуту смотрел на Ширяеву. Она с невероятным упорством шла к намеченной цели, цели весьма сомнительной и туманной, почти недостижимой и опасной. Отговаривать ее было бесполезно.

– Что там тебе наговорил начальник следственного отдела? Рассказывай, – потребовал он.