отрывается от моих губ, толкает меня к островку по среди кухни и сажает на только что отмытую мной поверхность. Он вовсе не милый и бескорыстный парень, каким я считала его первые дни.

Я хватаю его за плечи. Он покрывает нетерпеливыми поцелуями мою шею. Я глажу в ответ его грудь. Часто дышу. Злость еще бурлит во мне и требует выхода, поэтому я яростно сжимаю его бедра коленями. Гриша ныряет лядонями под футболку и больно сжимает грудь.

— Нас могут увидеть. — шепчу ему на ухо и глажу волосы. Они другие: жесткие и короткие. Их не получается пропустить через пальцы.

— Тебя тоже это заводит? — шепчет на ухо и прикусывает мочку уха. Колет щеку щетиной.

Когда он наваливается всем весом и тянется к пуговице на ширинке, я понимаю неправильность происходящего. Не потому, что не хочу быть похожей на Нину или думаю о Ксюше, а потому что Гриша ощущается мне чужим. Я не чувствую того, что ощущала рядом с Лебедевым. Нет его запаха, дыхания, прикосновений. Нет доверия. И вообще, это — не Макс. Меня пронзает насквозь эта мысль, причиняя боль. Что-то припоздало мое озарение.

— Гриша, не надо. Пожалуйста, не надо. — перехватываю его руки.

Поворачиваю голову, чувствуя легкое дуновение воздуха. Мне показалось или дверь, ведущая в зал качнулась?

Снова смотрю на Гришу. У него изумрудные глаза, в которых плещется непонимание.

— Ты чего? Ты же сама хотела. — он заправляет майку за пояс и непонимающе взъерошивает волосы,

— Ты поговорил с Ксюшей? — задаю вопрос из любопытства и вижу очевидный ответ. — Не надо было все это начинать. — сползаю по гладкой поверхности нержавеющей стали.

— Я не пойму, ты мне мстишь что ли? — злится он, понимая, что я не набиваю себе цену. — Ну и вали. — толкает ногой табурет, на котором сидела я.

— Пока. — толкаю дверь и выхожу из кухни.

33

Утро началось с ада, а точнее, с сообщения Вики:

«Не думала, что ты способна на такое. Ты знаешь, что Ксюха из-за тебя загремела в больницу?». Следом прикреплено фото: я сижу на кухонном островке, Гриша стоит между моих бедер и целует меня, зарывшись руками в растрепанный пучок. Я обнимаю его за плечи.

— Твою мать! — подскакиваю в постели.

Сон моментально слетает с меня. Приближаю снимок. Так и есть, судя по ракурсу, снимали около двери, ведущей в зал. И я, кажется, знаю кто это сделал. Хватило ночи, чтобы эта хрень разлетелась вокруг.

Сердце колотится, как будто у меня тахикардия. Набираю Викин номер. Слушаю гудки.

— Давай… — приговариваю вслух. — Викусь, бери трубку. Давай.

— Алло. — отвечает Вика, когда я уже собираюсь отключаться. Ее голос чужой.

— Вик, что случилось?

— Ты еще спрашиваешь? Фотки не хватило? Тебе разжевать? — ее голос звенит от возмущения. — Ты зажималась с чужим мужиком. Мало тебе пацанов вокруг? Вон Лебедев за тобой носится, но нет, тебе без пяти минут женатика подавай. У них свадьба на следующий год, ты не в курсе? Ну что, он тебя разложил на столе?

Мое сердце бьется где-то в горле. Во рту пересохло. Меня охватывает паника. Моя Вика не может такое говорить. Она мой близкий человек. Вика любит меня.

— Викусь, у нас ничего не было. — говорю тихо.

— Да? А фотки другое говорят. Ты знаешь, что Ксюха беременна: три недели. Ее Оля ночью в больницу отвезла. Они с Кирой всю ночь там проторчали!

Я хорошо знаю Вику. Она сейчас в ярости.

Значит, это все-таки была Кира. Вот сучка.

Я хожу по комнате. Внутри ворочается страх и вина. Как бы Ксюша меня не бесила — я боюсь, что с ней или ребенком может произойти что-то плохое.

Гриша знал? Нет, он на такое не способен. Господи, какой ужас. В груди холодно. Ставлю телефон на громкую связь и обнимаю себя руками.

— Я не знала, Вик. Мне так жаль. — не выдерживаю и плачу.

— Что тебе жаль? — продолжает добивать меня Вика. — А со мной бы ты так же поступила? Для тебя это нормально?

— Нет, конечно, ты же знаешь. Давай встретимся сегодня и спокойно поговорим. Выпьем кофе. — дышу и убеждаю себя, что все еще можно исправить. Мне ведь действительно ничего не нужно от Гриши.

— Маслова, ты дура? Какой на хрен кофе. У Ксюхи нервный срыв был, ты меня слышишь? Они с Олей уже платье подыскивали. Она планы строила, семью хотела. Чем ты лучше той, к кому ушел твой отец? — использует Вика запрещенный метод. — Я тебя видеть не хочу.

Она отключается. Я обнимаю руками колени и плачу, как маленькая, навзрыд. Внутри что-то мается и ноет.

Вспоминаю, как Вика перевелась в нашу школу. Как мы красились в туалете, а химичка потом орала на нас. Как Вика взахлеб делилась со мной подробностями первого поцелуя со старшеклассником с одиннадцатого «Б». Вспоминаю душевную тетю Леру с лучшими в мире пирожками и смешные усы дяди Васи. И снова плачу.

Самое горькое, что Вика не дала мне шанса. Она не посчитала нужным меня выслушать и перевесила всю вину на меня.

Смотрю на лысый парк и думаю, всегда виноваты двое, что в их отношения смог просочиться третий. Наверное, так было и с моими родителями.

В институт плетусь разбитой развалиной.

Очень хочу встретить Вику в коридоре и также сильно боюсь этого.

До лекции ещё пятнадцать минут. Я прихожу пораньше, чтобы Алевтина Ивановна не истерила и не цеплялась ко мне по привычке.

Захожу в старый зал с высоченными потолками и бесконечными рядами. Я всегда кажусь себе здесь песчинкой.

Половина студентов уже на месте. Кто-то уткнулся в телефон, кто-то просто болтает. Девчонки с параллельной группы смеются и бурно что-то обсуждают.

Я осознаю, что ищу глазами Макса. Он сидит с Кириллом и Настей на любимом месте — на галерке возле стены. Олега нет.

Макс в белой толстовке. Челка, как всегда, живёт своей жизнью.

Он смотрит прямо на меня. Наши взгляды схлестываются в поединке. Я не могу отвести глаз. Я не сражаюсь. Моя душа беззащитна перед ним. Жаль, что я осознала это так поздно, а он вовсе этого не понимает. Макс слишком далеко, чтобы я могла детально рассмотреть его лицо.

Он разворачивается всем корпусом к Насте, сгребает её в охапку и выразительно целует.

У меня ноет внутри. В носу начинает предательски щипать. Отворачиваюсь и достаю тетрадь из рюкзака.

Надеюсь, ему стало легче после этой выходки. Некрасиво использовать Настю. Вспоминаю, как она старалась в клубе произвести впечатление на