На следующий день его синяя «девятка» стремительно мчится с мешками денег в салоне к подъезду, украшенному еще советскими орденами. Наступает время «Ч».

* * *

Упаковав в сейф казенные миллионы, Александр Дубравин выходит на этаж. И направляет стопы прямиком к своему корешу еще по временам совместного собкорства Олегу Шатовалову. Теперь он «боссует» в отделе. Дубравин знает, что Олегу нужна квартира в столице. А грошей у него негусто. Вот его и надо охмурить. Предложить ему подписать договор, по которому некая цифирка в реестре акционеров превратится в толстую пачку или даже в брикет из денежных знаков. А те, в свою очередь, могут стать хоть чем – холодильником, детской коляской или той же квартирой.

Как это заманчиво! Поставь подпись-закорючку и получи взамен права голосовать и горлопанить на собраниях настоящие российские денежные знаки.

– Олег, привет!

– Привет, – медленно, основательно отвечает заведующий корсетью. Он все такой же простой, надежный, но никогда не упускающий своей выгоды здоровенный малый. – Зачем пришел? – Олег вопросительно смотрит на Дубравина поверх роговых очков. Видимо, понимает, что вечно занятый большой начальник и его старый товарищ вряд ли зайдет просто так – попить чайку.

– Слушай! У меня к тебе деловое предложение!

– Ну!

– Не хочешь ли продать свои акции?

– Зачем?!

– За деньги! За о-о-очень приличные деньги!

Дубравин решает про себя: «Мелочиться не буду. Тут важен почин. Чтобы колесо покатилось, его надо раскрутить. Нужен толчок, который бы преодолел инерцию. Требуется дополнительное усилие. Или вливание. Так что накину на каждую, сверх оговоренной с товарищами цены, долларов по сто. И тогда уж он не отвертится. Сыграет свою роль».

И он сыграл.

– А сколько?

– Шестьсот долларов. За штуку! – наблюдая за реакциями приятеля, Дубравин медленно произносит цифру.

Называет в долларах. Потому что так звучит солиднее. А еще потому, что в это время, когда рубль пляшет гопака, они привыкли все переводить в «зеленые».

– Семьсот! – сжимает губы в куриную гузку Олег. – Тогда мне хватит на квартиру!

«Ну, оказывается, рынок уже давно поглотил и эти с виду очень далекие от него души. Он только с виду тугодум. А считает очень даже быстро!» – удивляется про себя Александр. И произносит:

– Продашь все. Десять! И по рукам!

– Все десять? Ну, давай я себе одну оставлю!

– Да на кой ляд тебе одна акция?

– Ну, – медленно подбирая слова, тянет Олег. – Буду ходить на собрания. Узнавать, что происходит. Голосовать!

– С одной акцией. Ой, не смеши меня! «Снявши голову, по волосам не плачут»… Давай все. Семь тысяч «зеленых»! Ты хотя бы это понимаешь? У тебя какая зарплата? Долларов триста? А тут целое состояние. И еще неизвестно, будет ли такой шанс заработать.

Действительно, в те далекие девяностые были совсем другие деньги. И, кстати говоря, другие цены. Так что квартира в московской новостройке уже вырисовывалась в воображении бывшего собкора.

И он рискнул. Через пять минут он сидит в кабинетике у Дубравина и, морща лоб, пишет расписку: «Я, Олег Владимирович Шатовалов, продаю принадлежащие мне 10 (десять) акций молодежной газеты ООО «Группа Завтра» по цене… Деньги в сумме, эквивалентной семи тысячам долларов США, получил сполна…»

А Дубравин, глядя на него, корпеющего над текстом, решает: «Надо сделать и размножить стандартный текст договора и расписки. Чтобы человек не мучился над формулировками, а сразу зашел, подписал и вышел. Быстро. Особо не раздумывая».

Дубравин сам себе инкассатор. И сам себе кассир. Отсчитывает пачки. Олег аккуратно, бережно складывает их в потертый рыжий чемодан. И удаляется.

Дубравин ждет. И не зря. Уже через пятнадцать минут на пороге его кабинета рисуется фигура бесшабашного, спортивного обозревателя Кости Бубликова. Энергично поводя широкими плечами под синей олимпийкой, Костя сразу берет «быка за рога»:

– А где мои деньги?

Видимо, Олег (по секрету всему свету) уже рассказал на этаже о своей удачной сделке – обмене «совершенно бесполезных бумажек», которые целых четыре года ничего не давали, на настоящие деньги. И Костя поспешил, чтобы не опоздать.

Не успевает Дубравин закрыть на ключ дверцу своего несгораемого сейфа, как прискакивает начальник отдела писем Рита Квочкина…

И пошло. И поехало. Не заросла народная тропа. Образовалась даже небольшая очередь из желающих сиюминутно разбогатеть. К вечеру глянул Дубравин в сейф и опешил: «Денег-то всего полмиллиона осталось!»

* * *

Две недели народ приходит к нему с пустыми руками. И удаляется отягощенный драгоценным грузом.

Дважды за это время Дубравин «подвозит из банка снаряды».

Затем поток начал редеть. Но теперь пошли люди солидные, серьезные. Эти, прежде чем зайти, долго думали, консультировались с самим Протасовым и Слоновым. Чаще всего такие консультации заключались в успокоении кипящего разума. Заходит полный сомнений и страхов член редколлегии к Протасову и заявляет:

– Володя! Никому не верю! Только тебе. Скажи! Надо продавать или нет?

Частенько после беседы с таким крупным акционером Протасов пишет Дубравину записочку с эксклюзивным текстом: «Прошу выдать подателю сего мандата тридцать тысяч долларов США. То есть по тысяче долларов за акцию».

Доверие, оно обязывает. Тем более, когда в руки идет такой крупный пакет.

За этой денежной вакханалией настороженно наблюдают сторонники продажи «молодежки» «Газдому» во главе с главным редактором. Они понимают, что с каждой проданной акцией уплывает их надежда с помощью нового хозяина оттеснить доморощенных коммерсантов от штурвала управления газетным авианосцем.

В штабе «коммерсантов» тоже каждый божий день подсчитывают свои шансы. И ждут, когда же наберется искомый контрольный пакет.

Наконец, активные сторонники «Газдома» дрогнули. И первой продает свои акции любимая женщина редактора Диана Уржумова. Не выдержав напряжения и, видимо, осознавая, что боевые ребята из группы «Завтра» вот-вот доберут до пятидесяти одного процента, а тогда оставшиеся акции полностью обесценятся, она сдается на милость победителей. И решается на отчаянный шаг. Сама приходит к Протасову.

Глупенькая, она не знает, что как раз ее пакет в двадцать пять штук и является той самой «золотой акцией», которая решает все.

Протасов слегка «кочевряжится». Но предлагает ей достойную цену. Когда она уходит в «кассу», он неожиданно для себя соскакивает с кресла и пускается вприсядку вокруг стола. Так, что его красавица секретарша, слышит из кабинета топот и гиканье. И, с удивлением заглянув за дверь, чуть не давится карамелькой во рту. Она видит, что ее обычно язвительный, колючий и хмурый шеф «гоголем» – руки в боки – кружится в танце.