Максим прислонился к раздолбанному косяку и засмеялся.

— Ну что с вами делать? Больные же на голову. Я ведь сказал, позовем пожарников, они бы открыли.

— Что здесь происходит? — тот самый вахтер со служебного подъезда, а с ним еще один, в форме со знаком, наподобие шерифского, и, вероятно, выше рангом, семенили по коридору. — Что это за безобразие?

— Помяни черта, а он уже и тут, — продолжал смеяться Макс.

— Максим, но Катя тогда где? Почему грим-уборная закрыта была?

— Откуда я знаю… Спросим у нее…

«Внимание, внимание, — ожила внутренняя связь, — Сергей Залесский, подойдите к режиссерскому управлению балета. Повторяю: Сергей Залесский, подойдите, пожалуйста, к режиссерскому управлению балета. Вас там ждут».

— Режиссерское балета где тут у вас, — отсмеявшись, спросил Макс у багрового от возмущения пожарника.

— Это… это… — тот пыхтел и не находил слов, — это вы что натворили?! Кто это сделал? — вместо ответа задавал вопросы пожарник поглавнее.

— Я, — повинился Макс, — у нас было подозрение, что девушке стало плохо и она не может открыть.

— Да вы знаете, сколько это стоит, только ремонт сделали…

— Я представляю.

Сергей тем временем метался по гримерке. Он уже вытряхнул Катин рюкзак на диван и на пол и теперь просматривал сообщения на ее телефоне.

— Ничего нет, никто ей не звонил. А, вот, она мне звонила…

— Значит, искать тебя пошла, телефон забыла, а комнату закрыла. Успокойся уже, идем к пульту или к режиссерскому управлению, объявили же, — увещевал Макс.

— Ты иди, а я тут буду ждать, нет, я тоже с тобой… Нет, лучше тут — вдруг она в это время придет и разминемся…

— Сережа! Сережа, — услышали они Катин голос.

Она бежала по коридору с противоположной стороны, навстречу целому наряду вновь прибывших форменных пожарников. За ней быстрым шагом поспевал Николаев.

— Катя! — Сергей вышел из комнаты, она с разбега ткнулась ему в грудь, он обнял ее при всех без всякого стеснения, привычно. Стал спрашивать: — Вот куда ты пропала? Я же просил подождать.

— Я заблудилась, тебя не было долго, я пошла поискать и… Хорошо Петр Евгеньевич меня спас, согрел, чаем напоил и дозвонился до радиорубки, — она обернулась к Николаеву и снова к Сергею. — А ты почему объявление не слушаешь?

— Я слушаю…

— Здравствуйте, Петр Евгеньевич, — Макс протянул руку подошедшему Николаеву, они поздоровались.

— Петр Евгеньевич! Они дверь выбили, — слезно воскликнул вахтер с подъезда, второй пожарник был так возмущен, что только крутил головой и пыхтел, ничего не мог произнести.

Тут все свидетели происшествия начали говорить разом и уже ничего нельзя было разобрать.

— Успокойтесь, успокойтесь, — повысил голос Николаев, со стороны он смахивал сейчас на участкового Анискина или следователя, — все прояснилось уже. Извините за шум.

— Да, извините, психанули, думали Кэтрин плохо стало, — объяснил Макс.

Катя вошла в гримерку вместе с Сергеем и только руками всплеснула.

— Это что такое? Тут воры были? Почему мои вещи все на полу?

— Это я вытряхнул, — сказал Сергей.

— Зачем? — воскликнула Катя и принялась собирать одежду, каски, баночки с гримом, — ничего не понимаю…

— Телефон искал.

Сергей стал ей помогать, так они оба теперь ползали на коленках по полу. А Макс и Николаев осматривали дверь.

— Это кто так мастерски ногу приложил? — оценил последствия удара секретарь. — Точно за замком, уметь надо…

— Это я, — развел руками Максим, — голову не включил. День сегодня безумный какой-то. Мы все возместим, — попытался он охладить возмущение пожарников, — это недоразумение. Извините!

— Да, извините, — Сергей неуместно улыбался — Катя нашлась, остальное его мало беспокоило.

Он поднялся, помог встать Кате, положил рюкзак обратно на диван.

— Можно я переоденусь все-таки? — ко всем сразу обратилась Катя. — Я домой хочу!

— Мы выходим, выходим, переодевайтесь, отдыхайте и… звоните, если что, — Николаев посмотрел на Катю в упор и многозначительно, она торопливо, едва заметно кивнула, но Макс засек их диалог.

— Петр Евгеньевич, так теперь акт надо составить? — встрял главный пожарник.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Можно и акт, придется вам, гражданин Лазарев, пройти с нами, — глаза Николаева смеялись, но в целом вид был предельно серьезен.

Сломанную дверь кое-как прикрыли, Сергей оглядел Катю.

— Давай костюм снимать уже. Правильно помреж сказал — цирк устроили. Маски-шоу в театре.

— Что? — не поняла Катя.

— Да ничего, ничего, это программа есть такая дурацкая, но смешная, если хочешь, я покажу тебе.

— Хочу…

— Поворачивайся, ножницы-то я добыл. Вот… А что это на тебе за мантия?

— Ой! Я же шторку Петру Евгеньевичу не отдала.

— Это шторка? Как ты вообще к нему попала? — Сергей осторожно разрезал нитки вдоль застежки, потом расстегнул крючки.

— Да он меня на выходе из театра нашел, а потом я к нему пошла в кабинет, он… знаешь…он про тебя спрашивал, про Макса. Только… я обещала не передавать это никому.

Руки Сергея замерли на нижних крючках, и в лице он изменился, но голосом себя не выдал, а Катя стояла спиной и не заметила его замешательства.

— Все? Снимаем? — Она стянула вниз корсаж, вздохнула. — Наконец-то. Сушить все надо.

— А что он спрашивал?

— Разное. Почему мы не работаем в России, про родных твоих, хотя, мне кажется, он и так все знает. И я не поняла — хороший он или плохой. Он напугал меня немного, сказал, что тебя могут не отпустить с нами. Правда могут?

Она скинула костюм на пол, через ноги, вышагнула из него, повернулась к Сергею. Стояла так: в трико, гетрах и с обнаженной грудью.

— Ничего они не могут, — с убеждением заверил Сергей, положил ей руки на плечи, притянул к себе, — раньше могли.