И была поражена ласковостью своего молодого друга. Олег целовал ей руки, поглаживал шею, не замечая дряблости кожи, ласкал своей жесткой ладонью ее упругие еще бедра. Она подавалась ему навстречу, прогибаясь животом, потом резко падала и обхватывала ногами его бедра, в общем, делала то, что никогда не позволяла себе с мужем. Да муж и не требовал от нее пируэтов, вполне удовлетворяясь крестьянской позой супруги.

Олег и Лидия заснули лишь к утру. Утром, позавтракав в номере, наскоро собрали вещи и поехали в город, где их ожидали схожие заботы: беспомощные родственники, требующие внимания.

И все бы прошло гладко, ведь жесткой слежки не было ни за кем из них. Старенькая мать Олега хотя и тревожилась без причины, оставаясь одна дома, понимала, что сыну нужно общение с женщинами. Олег намекал, что на литературных курсах у него появилась подруга, так что мать отпустила его с надеждой, что скоро в доме появится невестка, а там, глядишь, и внуков дождется. Страдающий эпилепсией, ее мальчик и так слишком много времени проводил с матерью.

Лидию Валерьевну отпустили в краткий отпуск без разговоров. Муж, теряя счет дням и ночам, не очень понял, что жена будет отсутствовать два дня. А сын, узнав о выступлении в санатории, сказал, что скоро мама станет известной писательницей, знакомые будут ему завидовать.

Но, как назло, среди отдыхающих оказался старый знакомый! Человек хорошо знал семейство Пьяных, обоих супругов. С главой семьи вместе работал в строительном управлении, прежде дружили семьями, ходили друг другу в гости вместе со своими половинками.

Он сразу узнал сухонькую маленькую Лидочку. Она мало изменилась. Лицо слегка округлилось, а фигурка все такая же щупленькая, как у пионерки. Он поздоровался с ней в вестибюле, собирался спросить о муже, но медсестра из процедурного кабинета окликнула его, сказав, что сегодня должна уйти раньше.

Потом этот товарищ заметил, как Лидочка заходила в номер с каким-то долговязым мужчиной. Но главное, и утром выходила вместе с ним. Знакомый все же нашел момент, отозвал ее в сторонку, спросил с тревогой, как супруг. Неужели приказал долго жить? Когда приятелю за восемьдесят, такой вопрос в порядке вещей.

Лидия Валерьевна, отводя взгляд в сторону, ответила в общих словах. Сказала, что муж еще держится, слава богу, хотя из дому не выходит. А она сама приехала вместе с другими писателями. Пригласила собеседника на концерт. Да и как не пригласить, если красочная афиша висела в вестибюле на самом виду! Больше этот человек в санатории к ней не подходил. Но, как позже выяснилось, равнодушным к делам старого товарища не остался. Раскопал старые телефоны. Пытался втолковать ему, что видел в санатории Лидочку с молодым мужчиной. Но старинный приятель вообще не понял, о чем речь, а потому передал трубку сыну. Дедок доложил родственнику, что его мамаша провела две ночи с чужим мужчиной.

Сын имел неприятный разговор с матерью. Сказал, что не потерпит, чтобы она на старости лет позорила семью, и что перестанет выдавать ей деньги, если она не прекратит валандаться с любовником.

Лидия Валерьевна, уволенная из библиотеки после пожара, зависела от материальной поддержки сына — ее пенсия была крохотной. Ненаглядный Олег жил на пенсию по инвалидности, и бедственное положение лишало пару перспективы. Продолжи они периодически встречаться, даже в кафе не смогли бы сходить парой.

Но в канун Нового года именно в кафе они и встретились — пока еще Лидия Валерьевна имела деньги на мелкие удовольствия. Она пафосно объявила Олегу, что придется закрыть свое сердце для любви, что жизнь жестока, а годы неумолимы. Что пенсии ее хватит разве что на товары личной гигиены, а кормит ее сын, и потому она вынуждена считаться с его мнением.

— Ну как же, как же, Лидуся! Я не могу без тебя! Мы что-нибудь придумаем. Я устроюсь на работу…

Долговязый Олег низко сгорбился над столом, прихлебывая кофе, но внезапно пальцы его разжались, чашка перевернулась, и лужица бурого кофе разлилась по столешнице. Олег забился в судорогах, откинув назад голову. Лидия обежала столик, подложила под дрожащий затылок ладони, сомкнутые горстью — главное не дать завалиться языку в гортань… Через пару минут приступ закончился. Олег сидел расслабленный, вытирал пот со лба, виновато глядя на подругу.

— Опять меня снесло, да, Лидуша?

Лидия, стоящая позади Олега, была почти одного роста с ним сидящим, нежно поцеловала макушку любимого и прошептала:

— Прощай, Олежка!

— Ну как же! Лида, подожди …

— Тебя проводить домой?

— Не надо, — зло буркнул Олег и подозвал официанта, попросив принести новый кофе.

В январе они уже не встречались.

Из санатория Георг вернулся другим человеком. Он изменился внешне: исчезли накопленные за последние годы килограммы, теперь любимый свитер снова равномерно облегал плечи, скрывая подтянутый живот. Сестра Надя шутила: «Лучший способ похудеть — операция или инфаркт». Знакомые поддакивали: «Точно! Каков молодец стал!» — суеверно шепча про себя: «Не дай бог такую диету». Однако похудевшее лицо, расчерченное углубившимися морщинами, явно обозначило возраст — капитан бравый, но не молод. Волосы побелели полностью и заметно отросли. Но главное изменение было внутренним. Георг стал собраннее и серьезнее, будто вновь встал в рубку управления подводной лодкой. Но теперь его целью были не боевые корабли противника, а работа над рукописью.

Георг и Маргарита сидели на диване в ее единственной комнате, Аня занималась своими делами на кухне, прикрыв дверь. Но ее присутствие не замечалось двумя сосредоточенными людьми.

Маргарита закончила читать повесть о гибели известной подводной лодки. Попутно она привычно отмечала грамматические неувязки, подчеркивала задевшие глаз фразы, но все чаще забывала о своих редакторских обязанностях, восклицая: «Замечательно!» Закончив читать, Маргарита посмотрела на Георга так, будто увидела впервые. Самобытный сложившийся писатель!

— Это невероятно! А еще жаловался, что нет сил, что не можешь работать.

— Марго тебе действительно, нравится? Или ты хочешь меня поддержать после болезни?

— У меня только один вопрос: почему, почему ты эти два года занятий писал всякую дребедень? Какой-то дубовый флотский юмор, перепевы других писателей. А здесь все так убедительно, так страшно — эти последние минуты перед гибелью экипажа, как будто ты был вместе с ними на этой лодке.

— Так я же описал свои чувства, то, что пережил на хирургическом столе в реанимации. Я чувствовал то же самое, как если бы стоял тогда в рубке управления. Ну как, ставишь мне зачет? Выпускаешь на защиту диплома?

— Боже, Гера, о чем ты говоришь! Я думаю, куда предложить твою рукопись!

— Ты думаешь напечатают? А Кристина говорила, что путь только один — публикация за свой счет в ее издательстве. Может, позвонить ей, начать верстку, хотя бы небольшой тираж выпустить?