Мы проработали в Лондоне меньше года. Андрюха уже думал, как перевезти к себе Риту с сыном, но тут случилась беда.

Сергей Викторович допил вино и заново наполнил свой бокал.

– Не волнуйтесь так, – сказала я. – Мы во всем разберемся. Продолжайте.

Колесников посмотрел на меня и как-то нехорошо улыбнулся.

– Вы не знаете, Таня. Беда – это мягко сказано. Там, в чужой для нас стране, мы попали в такой замес, что я до сих пор не знаю, как мы выбрались живыми. Да и выбрались ли? Андрей не сумел. Значит, теперь моя очередь.

Стало понятно, почему Колесников пытается утопить свою память в вине. Ему, кажется, и рассказывать о причинах страшно. Я решила ему помочь.

– Помните нашу первую встречу, Сергей Викторович?

– Разумеется, – тут же ответил он.

– Почему вы сказали мне, что уедете на такси, а сами воспользовались своей машиной?

Колесников «завис». Видно, пытался вспомнить.

– Ах, это, – догадался он. – Деньги. Я вспомнил, что у меня нет с собой денег. Ни на карте, ни наличных.

– А почему сразу не захотели ехать на своей машине? Так и оставили бы ее в этом богом забытом месте?

– Потому что у меня появилась боль в области сердца, – сказал он, глядя мне прямо в глаза. – В таком состоянии нельзя садиться за руль.

– Но потом-то вам стало легче?

– Да. Боль ушла, и я уехал на своей машине.

Этими ответами я была удовлетворена. Во всяком случае, я их хотя бы услышала. И это было похоже на правду.

– Я хотел бы вернуться к своему рассказу, – попросил Сергей Викторович.

– Да, пожалуйста.

– Наши смены часто совпадали. Мне и Андрею даже было выгодно, если Афиногенов находился рядом, всегда была возможность о чем-то спросить у него, посоветоваться. К тому времени мы уже прокачали английский, но, понятное дело, все равно случались непонятные моменты. Неотложка – не операционная, там волей-неволей приходилось общаться с родственниками или пациентами. Часто в этом нам помогал Илья.

Однажды он позвал нас на перекур. Вышли на улицу, достали сигареты. Илья попросил ему помочь. Сказал, внеплановый больной поступит, попросил к этому моменту освободиться и никому об этом не сообщать.

А там, знаете, в отделении были пустующие помещения, где хранился всякий инвентарь, о котором редко вспоминали или предпочитали вообще забыть. Куча сломанных стульев, к примеру. Или старый рентгеновский аппарат, от которого никак не могли избавиться. Сломанные инвалидные кресла. Да мы даже не знали, что в таких помещениях еще может складироваться, нам оно было ни к чему.

Через некоторое время он позвал нас в одну из таких вот комнат. В неотложке тогда было спокойно – поток пострадавших схлынул, было около трех часов утра. Афиногенов сказал, что Пэркинс нас прикроет.

Мы офигели, когда увидели, что попали в полноценную операционную. Там нас уже ждала Лиза, его подруга. Афиногенов попросил быть в полной готовности. Вскоре ему позвонили, и они с Лизой ушли, оставив нас вдвоем. Вернулись они через пару минут вместе с двумя мужчинами, которые несли на руках истекающего кровью человека. Положили его на стол и исчезли.

Сразу стало понятно, что медлить нельзя. В работу включились все. У человека было три огнестрельных ранения. Одна пуля прошла по касательной, задела висок. Этой ссадиной занималась Лиза. Нам же предстояло залатать оставшиеся. Операция длилась полтора часа. Кровотечение остановили, застрявшие в тканях пули вытащили. Зашили. Поставили капельницу. Когда все было закончено, Илья попросил нас вернуться в неотложку, приступить к работе и никому ничего не объяснять. Если будут вопросы, то любопытных отсылать к нему.

Вопросов не было. Одна медсестра спросила только, где нас носило. Андрей ответил, что мы были в главном корпусе.

И вот тогда возникли вопросы у меня. Почему такой тяжелый пациент не был доставлен в больницу, а привезен в комнатку, которая находится на отшибе? В подобных случаях пострадавший сразу же перемещается в полноценную операционную, им занимается целая бригада хирургов, анестезиологи, реаниматологи. А этому Лиза капельницу поставила и масочный наркоз дала – да где такое видано при таких-то ранениях?

Тогда-то Илья все и рассказал. Оказывается, Пэркинс, помимо официальной деятельности, занимался тем, что оказывал услуги людям в криминальных кругах. Афиногенова он привлек сразу же, как тот стал работать в клинике. Решил, что этот русский не станет болтать на каждом углу, потому что иностранец. Разумеется, Пэркинс получал деньги за оказанные услуги. Часть их отходила Афиногенову. Из своей доли он платил и нам.

Как я уже сказал, это дело было поставлено на поток. В какой-то момент Афиногенов понял, что не справляется даже при помощи Лизы, а она, поверьте, многое умела. Пэркинс же, по словам Ильи, никого больше в это дело втягивать не хотел.

– Тогда-то Афиногенов и вспомнил про вас, верно? – догадалась я.

– Скорее всего, – согласился с моей догадкой Колесников. – Другой причины я не могу найти. С чего бы ему вдруг предлагать работу Андрею? Мы не видели его после универа, связь не поддерживали. И вдруг эта «случайная» встреча на улице, радость и удивление, приглашение выпить, а потом – замануха, от которой трудно отказаться. Конечно, Андрюха повелся. Я бы поступил точно так же.

– И часто вы помогали Афиногенову спасать подстреленных бандитов? – спросила я.

– По мере надобности, – ответил Сергей Викторович. – Иногда и ножевые ранения были. За то время, пока мы там работали, операций двадцать сделали. И это не считая обработки ран или хирургических вмешательств без применения общей анестезии. И знаете, мы справлялись каждый раз. Отказаться никому из нас и в голову не пришло. Вернее будет сказать так: возможность отказаться была, но риски, связанные с отказом, тоже были весьма серьезными. Во-первых, мы проводили нелегальные операции, мы преступали закон. Во-вторых, куда бы мы пошли, сдав Илью? Сбежать бы просто так нам не удалось. О нас все знали. Пэркинс, Илья, Лиза. Куда бы мы пошли? В полицию? И что потом, вы можете себе представить?

Мы спасали человеческие жизни. В этом была суть. Помогали людям. Делали то, что было необходимо, и делали это в экстремальных условиях. Успокаивали себя тем, что врачу не важно, кто перед ним. Но вместе с тем очень боялись. Так и жили.

Даром такой самоанализ, конечно, не проходил. Когда выдавались выходные в пару дней или больше, Андрей напивался. Вот так вот снимал стресс. А еще мечтал о том, что привезет домой деньги, которые мы получали за эту помощь. Конечно, не в том объеме, в каком платил Афиногенову Пэркинс, но ведь и нам кое-что перепадало.

История закончилась одной летней ночью. К нам привезли человека с серьезными ранениями. Чтобы его спасти, требовалось срочное переливание крови.

– И это стало проблемой?