— Передай князю, через три года они придут большой армией. Очень большой. Восемь знамен, — Тензин Цултим спешился, церемониально попрощался с Лонгином и сделав какой-то знак двум встречающим его ламам, пошел вдоль Енисея.

Встречать наших послов приехал Ольчей, лейтенант Шишкин и Адар-оол. Ольчей проехал метров пятьдесят за уходящими, а затем долго смотрел им вслед. Когда они скрылись из виду он развернулся и подъехал к ожидающим его.

— Сейчас Тензин Цултим ничего не расскажет. Придет время я спрошу его, — Ольчей наклонился в седле и потрепал гриву своего коня. — Восемь знамен это очень много.

Лонгин неожиданно встал в стременах и издал какой-то торжествующий клич.

— Не дрейфь, господин зайсан. Отобьёмся. За три года много воды утечёт, — Лонгин опустился в седло и оглядев своих спутников, серьёзными тоном продолжил, — Восемь знамен это много, даже очень много. Больше ста тысяч. Им тут просто места нет. Чем лошадей кормить? А? Да и нет у них уже такой силы. Брехня. Была бы сила, уже бы пошли.

В Туран приехали под вечер, всю ночь Лонгин совещался с Шишкиным, Ольчеем и своими заместителями. Предупреждение Тензин Цултим решили пока держать в тайне, поставив в известность о нем только светлейшего и капитана Пантелеева. По утру его, заснувшего прямо за столом, погрузили в возок и Адар-оол повез своего начальника в Медвежий острог. Засыпая, Лонгин приказал ему сопровождать, он не успел дать все необходимые распоряжения.

Возвращение Лонгина было для меня самым лучшим новогодним подарком. Я даже абсолютно равнодушно отреагировал на его рассказ о предупреждении Тензин Цултима. Решение пока засекретить это предупреждение мы с Ерофеем одобрили, слишком мало конкретной информации. Но развитие завода надо было ускорить и для решения главной проблемы я обратился за помощью к Ольчею. В первых числах января наш зайсан ответил мне и в Усинск приехало два десятка молодых тувинцев, кандидатов в рабочих завода, всего до начала весны Ольчей прислал нам сотню молодых людей и два десятка девушек. Очень ценным было, что все они приехали к нам без всякого принуждения, работать и служит у нас тувинцы шли очень охотно.

Все эти оргдела не отвлекли меня, а наоборот придали дополнительный стимул моему творчеству. По десять-двенадцать часов в сутки я или писал сам или диктовал Машеньке и Степану. В начале февраля я потихоньку начал проверять и редактировать свои записи. Особенно успешно шли работы над двумя книгами: химии и медицины. Курс химии писался быстрее всего, очень многое писал уже не я, а Яков. А учебник медицины мне писать было очень легко и интересно. Совершенно неожиданно для меня я очень многое помнил, несмотря на прошедшие годы. Чисто символическим было мое участие в написании учебника математики, знаний Тимофея было более чем достаточно. Самые большие трудности поджидали меня при написании двух учебников: физики и биологии. Я без проблем написал курсы механики, оптики и термодинамики в рамках учебных программ средней школы конца двадцатого века.

А потом я приступил к написанию курса электричества и сразу же появилась проблема терминологии: Гальвани, Вольта, Амперы, Омы и Фарадеи еще или не родились или пешком под стол ходили. Попытка придумывать новые названия запутала меня самого и я принял Соломоново решение: курс истории физики просто опустить и пальму первенства у этих господ не отнимать, нам славы и так хватит. А физические величины величать как я привык: омы, вольты, амперы.

К началу марта тысяча семьсот семьдесят восьмого года в нашей типографии закипела работа по набору учебников химии, физики с курсом астрономии, математики и медицины. А вот биологию я решил почти оставить в покое, практический курс генетики и селекции я написал еще летом, Степан его успешно размножил, пять экземпляров для нас было вполне достаточно.

Попутно у нас получилась реформа русского языка, как-то само собой исчезли фита, ижица и ер в конце слов.

Десятого марта я для себя сказал «стоп». Подвиг на ниве просвещения закончен. Теперь всё написанное надо вложить в головы нашей молодежи и мы по уровню развития оказываемся лет на сто впереди планеты всей. А в медицине даже поболее. Кроме биологии: пестики, тычинки, ископаемые останки, кто от кого произошел, всякие систематизации флоры и фауны — всё это оставим другим. Так же как и геология или горное дело. Здесь я практически пас.

Я пригласил на обед Петра Сергеевича, Якова, Фому Васильевича, Степана, Петра Евграфовича, Тимофея, Лонгина, Леонтия, Ерофея и отца Филарета. Мне необходимо было узнать их мнение о моих титанических трудах, решить практические вопросы народного образования, а самое главное надо ли нам привлекать ученый и технический люд со стороны.

Дискуссий по первому вопросу не было никаких, Фома Васильевич сразу же взял быка за рога, заявив, что обсуждать тут нечего, великое дело сделано, теперь главное, кого и как учить.

Учить решили всех детей с восьми лет. Два года начальное образование: чтение, письмо, арифметика, закон божий и рисование. А затем три года главное образование: математика, физика, химия, история, география, русская грамматика с чистописанием, естественная история, то есть биология и геологией, рисование, языки: латынь, греческий и какой-нибудь из новейших. А после этого самых умных и способных учить индивидуально в специальных школах, военной, инженерной, медицинской, горной. И других, в коих потребность будет.

Тимофею Леонтьевичу поручили составить программы обучения, подобрать учителей и решить кого нам надо из России приглашать.

Всё это было просто и понятно, как говориться на поверхности лежало. А вот вопрос привлечение ученых и инженеров вызвал дискуссию, но решили пока воздержаться от привлечения этой публики со стороны и при необходимости делать это индивидуально.

И лишь после этого я попросил Лонгина рассказать о предупреждении Тензин Цултима.

— Зайсан Ольчей обещал поговорить с ламой и узнать всё поподробнее, но пока у него разговора не получается, — закончил свой рассказ Лонгин.

— А ты сам как думаешь, насколько серьёзна эта угроза? — первым задал вопрос Ерофей.

— Восемь знамен это сто двадцать тысяч, если знамена полностью укомплектованы. Где такая орава может просто по Урянхаю пройти? Один вопрос. Другой вопрос, это в основном кавалерия. Даже если они будут идти в один конь, чем прокормить такую массу лошадей. Я думаю, самое большое это армия тысяч в тридцать. Больше тут не развернуться.

— Так ведь и тридцать тысяч это ого-го, — Фома Васильевич развел руками.

— Лонгин Андреевич, — с легкой руки Ванчи, Лонгина стали величать по имени-отчеству. — А почему через три года, как думаешь? — Петр Сергеевич задал на мой взгляд главный вопрос.

— Цинская империя слабеет