превратилась в точную копию своей земной ипостаси: вечно молчащей, вечно инертной, вечно покорно следующей за своим светлоликим повелителем.

Меня всегда удивляло увлечение ею Гения. Допустим, став ангелом, она сумела каким-то образом раскрыть секрет инвертации — но с моей точки зрения, это была всего лишь крайне досадная случайность: тайна открытия, совершенного нашим течением, по какой-то ошибке мироздания досталась даже не представителю наших угнетателей, а всего лишь кандидату в них.

Точно также и ее горе-хранитель, наткнувшись однажды на закон надобности, сформулированный в нашей цитадели, извратил его, выхолостил до примитивного эгоистичного уровня и посмел после этого называть его своим — что у Гения, кстати, тоже вызвало лишь добродушную усмешку, повергающую меня в полное недоумение.

В тот вечер, однако, я глянул на значимость Татьяны в глазах Гения под несколько иным углом.

Согласно ее заявлению, он пообещал вернуть ее на землю — очевидно, это и были те ключевые слова, которые заставили ее отказаться от предположительно спонтанного решения остаться там после переговоров с моей дочерью и юным стоиком.

С другой стороны, несмотря на то, что эти переговоры явно закончились ничем, Гений не предпринимал никаких видимых попыток их возобновления.

Но проницательность Гения уже давно вошла в нашей цитадели в поговорку — и было только логично предположить, что даже того короткого времени на земле Гению хватило, чтобы осознать без малейших сомнений, что избежать присутствия Марины на повторных переговорах не получится.

А вот Татьяна всегда являлась одной из редчайших даже среди людей личностей, к которой Марина испытывала сколько-нибудь заметную привязанность — и в силу этого вполне могла послужить тем единственным участником переговоров, который был способен отвлечь от их сути Марину.

В такую версию прекрасно укладывались и все его подробные расспросы о ней — по всей видимости, он стремился составить себе ее максимально полный психологический портрет, чтобы воздействовать на нужные стороны ее темперамента, если — паче чаяния — она все же вступит в его разговор с моей дочерью и юным стоиком.

После такого совершенно логичного вывода мне оставалось лишь вновь снять шляпу и склонить голову перед несравненной предусмотрительностью и обстоятельностью Гения. На фоне которой мой очередной контакт со светлоликими параноиками показался мне особо режущим ухо диссонансом.

На следующее утро я отправился в нашу цитадель не сразу после схватки с карающим мечом. У Гения в тот день вновь нашлись некие неотложные дела в другом месте, а у меня все истории, рассказанные ему накануне, всколыхнули крайне яркие воспоминания о бесчисленных случаях, когда карающему мечу приходилось признавать мою правоту, общаться со мной на равных и даже следовать моим советам. В результате, я в кои-то веки отказался от данного моему главе обещания демонстрировать полное подчинение светлому самодурству в офисе — и преподал его носителю свой собственный урок, лишь немного уступив в результативности Гению.

Как выяснилось, карающий меч это тоже заметил — и запомнил со всей мелочной мстительностью правящего течения.

Сразу после этого урока и еще до возвращения в офис — Гения всегда отличало пристальное внимание к мельчайшим подробностям — он попросил меня задержаться, чтобы проверить систему оповещения на моем сканере.

Я с готовностью пошел ему навстречу — однако, начал он с горе-хранителя и карающего меча, с которыми процесс проверки сканеров занял довольно много времени, что совершенно не удивило меня, знающего, к сожалению, не понаслышке о полном отсутствии у них обоих самой элементарной ментальной самодисциплины.

Мой сканер, разумеется, занял у Гения всего несколько минут — после чего он перешел к более важному и насущному вопросу.

— Я сегодня довольно занят, — произнес он с ноткой искреннего сожаления в голосе, — но ни в коем случае не хочу откладывать исполнение своего обещания. Как закончите со своим докладом главе, поднимитесь, пожалуйста, ко мне — я договорился, Вас там будут ждать.

— Кто? — снова попытался подготовиться я.

— Ну как же? — безмерно, казалось, удивился он. — Те, кто покажут Вам некоторые созданные нами миры.

— Покажут? — уточнил я с надеждой — изображение возможного укрытия для моей дочери и юного стоика импонировало мне куда больше его описания.

— Конечно! — заверил меня Гений. — Я же обещал Вам непосредственных свидетелей тех событий — они поделятся с Вами своими личными воспоминаниями. И скажу Вам прямо — мне стоило немалых трудов убедить их в том, что уже пришло время открыть доступ к реальным событиям давно минувших дней.

Крайне заинтригованный, я взялся за свой сканер, чтобы отключить его и поспешить в нашу цитадель. Меня, однако, вновь остановили — карающий меч и горе-хранитель. Как не трудно догадаться, объединиться они могли только в обвинениях в адрес представителей нашего течения — ни мало не заботясь тем, что один из них является личностью такого масштаба, что светлым любого уровня положено испытывать в его присутствии лишь благоговение и трепет.

Само же обвинение было столь же абсурдным, сколь и типичным для белокрылых лицемеров. Мне было предъявлено — ни много, ни мало — что мы с Гением вынашиваем планы проникновения в святая святых правящего большинства и покушения на их главарей. Но для меня уже давно не было секретом, что светлоликие имеют тенденцию громогласно обвинять нас как раз в том, что является их собственными замыслами — с тем, чтобы их последующие действия выглядели всего лишь ответным шагом вынужденной защищаться стороны.

Попытка вторжения в нашу цитадель стала бы для них самоубийственной в самом прямом смысле слова — порукой тому был Путь Гения. Я поинтересовался, не стали ли усилия по проверке системы оповещения чрезмерными для их подобия рассудка и не лишились ли они его в процессе.

Глава 20.7

Горе-хранитель прямо в лоб спросил у меня, о чем со мной говорил Гений — не утруждаясь соображением, что у меня подобных вопросов не возникло ни к одному из них. Я не отказал себе в удовольствии раскрыть ему глаза на этот факт.

Карающий меч разделил со мной это удовольствие, издав короткое фырканье довольного собой кабана — и я решил, из чистой справедливости, не обделять и его щелчком по носу, поставив его в известность, что Гений интересовался ролью Марины в невероятном скачке результативности всех его совместных с ней мероприятиях на земле.

О своем вкладе в их успех я скромно умолчал — к такому аргументу карающий меч был бы готов, разразившись бесконечной и выходящей за рамки элементарных приличий тирадой в мой адрес — а вот апелляция к Марине определенно поставила его