«Это все равно, как если бы исследователь древнеегипетских мумий вдруг занялся историей Египта новейшего времени, — хмыкнул Серменьо. В зале ожидания было много народу: туристы, прилетевшие в Теночтитлан, теперь ждали, когда начнется регистрация на местные и региональные рейсы. А кулуанские[184]курорты славились не меньше, чем сен-доменгские и кубинские коралловые пляжи. — Я препаратор цивилизаций-загадок далекого прошлого, но чтобы лучше понять свой предмет, должен изучить сходную цивилизацию, появившуюся, по историческим меркам, совсем недавно и дожившую до наших дней».

Землетрясение шестидесятых годов почти стерло с лица земли старый Теночтитлан. Нынешняя столица Кулуа — новый город. Здесь историку фактически нечего делать. Разве что посетить музеи и побывать в чудом уцелевшей церкви Девы Гваделупской, построенной в конце семнадцатого века на месте сражения, решившего судьбу бывшей испанской колонии. Гораздо интереснее было бы посетить древние ацтекские пирамиды, где в дохристианскую эпоху жрецы приносили человеческие жертвы. И ведь не из какой-то особой кровожадности они это делали. Просто верили, что, питая богов человеческой кровью, спасают мир от неминуемой гибели… Серменьо здесь уже бывал, проездом. Но тогда, глубокой ночью, аэровокзал Теночтитлана показался ему похожим на все остальные. А сейчас, днем… Впрочем, и днем здесь была такая же суета, как и в любом другом аэропорту мира.

— Объявляется регистрация пассажиров рейса номер семьдесят четыре, Теночтитлан — Сен-Доменг!

Приятный женский голос произнес эту магическую для начинавшего клевать носом Серменьо фразу по-испански, а затем повторил еще дважды — на науатль[185]и французском. Диего встрепенулся, подхватил сумку и поспешил к терминалу, свободной рукой доставая из нагрудного кармана пластиковую карточку с изображенным на аверсе государственным флагом Испании. На реверсе была нанесена его фотография, имя с фамилией и общепринятые кодовые значки — на тот невероятный случай, если вдруг выйдет из строя сканер или слетит прошивка микрочипа.

— Ваш паспорт, сеньор, — миловидная девушка чисто индейского типа в униформе таможенной службы очаровательно улыбнулась — должно быть, в двести пятидесятый раз за сегодня.

— Пожалуйста, сеньорита, — Серменьо подал ей карточку. Девушка помахала ею перед сканером, и на мониторе сразу высветилась идентификация.

— Ваше место двадцать третье в первом салоне, сеньор, — убедившись, что все в порядке и билет действительно забронирован этим конкретным иностранцем, девушка одарила испанца еще одной ослепительной улыбкой и подала ему паспорт вместе с цветной бумажкой, буквально выскочившей из тонкой щели в столе. — Будьте добры, получите билет и сохраните его до конца рейса… Прошу вас, сеньора, ваш паспорт! — и она уже улыбалась какой-то пожилой японке, явно соблюдавшей старые традиции Страны восходящего солнца — дама была не в обычном легком курортном наряде, а в красивом розовом кимоно.

Краем уха Серменьо слышал, как японка, не знавшая испанского, что-то говорила девушке на ломаном французском. Но терминал регистрации быстро остался позади…

Диего нисколько не обольщался отсутствием громоздких проемов-сканеров, еще лет десять назад стоявших в каждом аэропорту, и суровых дядек в полицейской униформе. После двух терактов, устроенных исламскими фундаменталистами в отместку за ликвидацию их главаря, шейха Махмуда, меры безопасности были усилены. И теперь за каждым, кто проходил регистрацию, следили микрокамеры, микросканеры… Никто не удивился бы, узнай, что в систему вставили и наноботов — нанотехнологии как раз в это десятилетие стали переходить из разряда фантастики в реальную жизнь, их уже вовсю применяли в медицине. А если наноботов можно запрограммировать исследовать состав крови в левом желудочке сердца или убрать тромб, то нет никакой гарантии, что их нанособратья не побродили по сумке и карманам Серменьо, пока он ждал регистрации. Ну а в случае неслышной тревоги, поднятой невидимой следящей техникой, за суровыми дядьками в униформе дело не станет… Что ж, если за безопасность призывают заплатить некоей долей гражданских свобод, то пусть лучше это происходит незаметно. Здесь исследователь погибших цивилизаций вполне разделял стремление спецслужб оснастить гражданскую авиацию по последнему слову техники, и совсем не разделял призывов ультралибералов отменить любые ограничения. Самовыразиться, мол, никак нельзя, если что-то запрещено. Серменьо только удивлялся, насколько эти господа в дорогих цивильных костюмах сходны в своих призывах с экзальтированной левацкой молодежью, хоть эти две прослойки общества ненавидели друг друга всеми фибрами души. Но поскольку прослойки эти были достаточно тонкими, на их слегка истеричные — и на взгляд Серменьо, гораздо более эгоистичные, чем они хотели показать — призывы мало кто обращал внимание.

Зато летать стало безопасно.

2

К Сен-Доменгу самолет подлетал около часа ночи.

Огромный город, раскинувшийся на южном побережье у устья реки Осама, сиял, как море света. С другого борта, где сидел Серменьо, царила тропическая безлунная ночь — чернее черного, только звезды пронизывали этот мрак. А самолет, заходящий на посадку, казалось, опускался прямо в черные воды… Никогда не бывавшему в Сен-Доменге Серменьо на миг стало страшно. Он читал, конечно, о знаменитом на весь мир аэропорту столицы старейшей республики Нового Света, устроенном на искусственном полуострове. Огни города и взлетно-посадочной полосы пилоты, понятное дело, видели за много десятков километров, но для пассажиров с «темного» борта ночная посадка в аэропорту «Хенераль Касадо» всегда была незабываемым приключением.

«И почему мы до сих пор летаем на этих бензовозах? — спросонья подумал Диего — в салоне было так тихо, что удалось часок вздремнуть. — Ведь говорят же, что идут испытания каких-то суперпупердвигателей, которым углеводороды не нужны… Вот так всегда — все лучшее детям, все новое — военным… или космонавтам…»

Таксист отвез сонного пассажира в гостиницу Олимпийского комплекса: осталось от олимпиады девяносто шестого года, не пропадать же добру. Взял, как потом выяснилось, еще по-божески — всего двадцать пять «дохлых генералов», хотя ехать было каких-то четверть часа. Таксисты всех стран, насколько Диего знал, не сговариваясь между собой, дружно игнорировали электронные платежи, предпочитая «живые деньги». Поэтому он еще в аэропорту снял со счета около тысячи евроэкю по курсу в ливрах, имевших статус общеамериканской валюты. Пока Европа была единственным сообществом государств, принявших наднациональную денежную единицу, а не пользующихся валютой региональных лидеров, но и в Америке уже шли переговоры насчет перенять европейский опыт.

Серменьо предъявил в гостинице свой красно-желтый пластиковый паспорт и тут же получил карточку поменьше, с голографической наклейкой и трехзначной цифрой — ключ от номера. После чего заперся и завалился спать. Устал. Да и поздновато уже.

При свете дня Сен-Доменг не впечатлял. Обычный тропический город, только большой. Белые или желтоватые стены домов, пальмы и прочая карибская растительность вдоль дорог. Узкие, мощенные камнем улочки и старинные дома исторического центра. Ночной Малекон, такой красивый на рекламных проспектиках сен-доменгских отелей, днем выглядел широкой, пусть вымощенной красиво уложенным камнем, но обычной для южных приморских городов пешеходной авенидой… Дневной свет уравнивал всех и в то же время подчеркивал некие неуловимые черты, присущие только этому городу и никакому другому более.