Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Курьез получился с адмиралом де Граммоном. Этот французский дворянин, служивший республике, всегда отличался удивительным везением. Не повезло ему в жизни только раз: когда он рассорился с капитан-губернатором Континентальных провинций Владимиром Волковым — кстати, братом мадам Эшби — и в сердцах вышел в море на своем фрегате «Великий Могол». Больше его никто и никогда не видел. По слухам, примерно в то же время на Флориду налетел ураган…
Капитан Вальдемар оказался примером самой блистательной карьеры за всю историю флота — от корабельного кока до губернатора земель, по размерам сходных с Россией тех времен. Дожил до старости, увидел взрослыми не только шестерых детей, но и около полутора десятков внуков. Ему же принадлежит заслуга мирного присоединения земель Северной Кулуа, основанного на договоре с местными испанцами и индейцами. По слухам, чуть не каждый второй житель столицы Техаса — города Эль Капитан[189]— хвастается тем, что является его потомком. Но верится с трудом: в городе около миллиона жителей…
Судя по записям в дневниках тех лет, женщина-генерал сама прекрасно понимала, в какое интересное время ей довелось жить. Но было ли ей самой от этого радостно? Ох вряд ли. В 1706 году ей было около шестидесяти лет. Возможно, пятьдесят семь или пятьдесят восемь. Она уже десять лет как потеряла мужа, старший сын сделался адмиралом российского флота, младший командовал Дарьенской эскадрой Сен-Доменга. Она почувствовала признаки ослабления памяти, давали о себе знать старые раны. Неудивительно, что эти дневники содержали в себе куда больше грустных ноток, чем радостных событий.
…Только об одном молю Бога: чтобы дал мне пять минут молодости. Всего пять минут, хоть бы они были последними в моей жизни. Этого хватит.
Последняя запись, датированная 11 мая 1718 года. Неделю спустя капитан Эшби погибла в бою с пиратом Черным Жаном — полнейшим ублюдком, за полгода своей «деятельности» уничтожившим более пятисот ни в чем не повинных мирных жителей побережья Кулуа, Новой Испании и Юкатана. Команда «Гардарики», скрытно высадившись на побережье, атаковала лагерь Черного Жана. Револьверная дуэль между полным сил молодым мужчиной и старой женщиной, после которой оба умерли на месте от ран, стала еще одной легендой, которыми и без того обросла жизнь «морской волчицы». Ее похоронили в семейном склепе, а голову Черного Жана обозленные гибелью капитана флибустьеры выставили на всеобщее обозрение, чтобы остальным неповадно было… Гибель последнего сколько-нибудь значимого джентльмена удачи стала точкой в истории карибского пиратства. И примечательно, что точку эту поставила женщина, заслужившая в свое время прозвище «генерала Мэйна» именно за успешные пиратские набеги. Почему? Что заставляло ее неизменно быть благородной по отношению к побежденным врагам и беспощадной — к откровенным мерзавцам? Романисты Дефо и Сабатини обращались к этому персонажу. Дефо многое свел к чистой дипломатии — «генерала Мэйна» современники часто упоминали как успешного политика, — а Сабатини чрезмерно этот образ романтизировал, хоть и вывел Алину Эшби в повествовании под вымышленным именем. Романистам Серменьо не особенно верил. На то они и романисты, чтобы показывать действительность через призму своих представлений о ней. Истину же предстояло искать в документах.
«Что ж, — Диего со вздохом закрыл дневники „генерала Мэйна“, — надо отдать Всевышнему должное: свои пять минут молодости эта женщина все же получила».
4
— Как говорил генерал Бонапарт: «Сперва ввяжемся, а там посмотрим».
— Потому его и отстранили от власти?
— Не иронизируйте, друг мой. Русские никогда не потерпели бы диктатора-иностранца.
Серменьо усмехнулся. За неделю, которую он провел, копаясь в документах, многое прояснилось, многое, наоборот, породило новые вопросы без ответов. Но главное… Он совсем не ожидал того, что в конце концов с ним произошло. За строчками старинных документов, записок, дневников он увидел людей. Живых людей, а не просто имена, даты и события. Иногда от этого становилось страшновато: эти люди принадлежали прошлому, в настоящем жили последствия их дел. Зачем он тревожит их тени, казалось бы, навсегда оставшиеся на этих стенах и мостовых?
Но… Разве не тем же самым он занимался, скажем, в Египте?
Господин директор между делом напомнил ему о любопытной странице истории России — свержении династии Романовых в конце восемнадцатого века. Так случилось, что после Петра в царской семье не осталось наследника-мужчины. Только женщины. Три дочери самого Петра, три дочери его старшего брата Ивана, две дочери племянника Алексея. И вот между этими принцессами — Петровнами, Ивановнами и Алексеевнами (за последними стоял родственный им клан Голицыных) разгорелась ожесточенная борьба. Царевны и их потомство двенадцать лет вырывали друг у друга власть, пока не победила та, за которой стояла гвардия — младшая Петровна, Наталья.[190]Эта оттеснила от трона всех, даже двух малолетних племянников. Затем она продавила через сенат решение о своем замужестве. Муж ее, принц Вюртембергский, честно говоря, был больше похож на егеря, чем на принца. И спустя лет пять после рождения наследника — будущего Петра Второго — благополучно погиб на охоте. Болтали всякое, но мало кому захотелось спорить со всесильной Натальей Петровной. Ее беспрецедентно долгое царствование до сих пор называли золотым веком русской монархии. Победа над прусским королем Фридрихом, развитие науки и торговли, появление среднего класса и его усиление к концу царствования Натальи Первой, двухэтапная отмена крепостного права в семидесятых годах, стоившая государыне грандиозного конфликта с родовитыми дворянами. Впрочем, ей, легитимной и весьма решительной императрице, нечего было опасаться: дворянство она поприжала, а на первые роли в государстве давно уже стала выдвигать талантливых разночинцев… Но вот с наследником ей не повезло: удался в отца. Нет, он не был ничтожеством. Просто посредственностью. А посредственности на тронах могут удержаться только при наличии поддержки сильной личности из своего ближайшего окружения. Петр Второй таковой поддержки не имел: его министры были еще серее, чем государь. Зато генерал Голенищев-Кутузов, герой русско-турецкой войны, имел поддержку в армии… Нетрудно догадаться, чем закончилось бесцветное правление бездетного и бездарного государя императора Петра Федоровича. Потерявшая всякую поддержку народа и церкви, монархия в один прекрасный день просто перестала быть. Императора арестовали, заставили подписать отречение и отправили доживать свою серую жизнь в Петровом посаде. Образовался триумвират — Кутузов, Ушаков, Бонапарт. Генерал русской армии Наполеон Бонапарт.[191]
— Бонапарта погубила самонадеянность, — проговорил Бенуа. — Он решил, что сможет справиться с Россией в одиночку. Увы, несоответствие масштаба личности и страны — залог поражения.
— Кого — страны или личности?
— А это, друг мой, зависит от многих обстоятельств. Как правило, от того, что это за личность. Вот, скажем, генерал Касадо…