лицо и чмокнула в нос.

Бубба покраснел, посмотрел на меня и снова расплылся в улыбке.

— Э-э…

— Да?

— Прости, — сказал я.

— За что?

— За то, что сомневался в тебе. Вот. Счастлив?

— И за то, что говорил со мной свысока.

— И за то, что говорил с тобой свысока, тоже.

— И за то, что разговаривал пренебрежительным тоном, — добавила Энджи.

Я гневно уставился на нее.

— Да, вот это самое, что она сказала. — Бубба указал пальцем на Энджи.

Энджи оглянулась через плечо:

— Вот он, выходит.

Мы все залезли в фургон, и Бубба захлопнул за нами дверь. Мы стали смотреть наружу через зеркальное стекло. Рыжий пнул переднюю шину, открыл дверь машины, полез внутрь и вытащил мобильник.

— Почему он по дороге не звонил, если это так срочно? — спросила Энджи.

— Роуминг, — сказал Бубба. — В движении легче подключиться к чужому разговору. Подслушать там, симку клонировать или чего еще.

— А стационарно? — спросил я.

Он скривился:

— В смысле, в больнице? Это-то тут при чем?..

— Не в стационаре, а стационарно, — сказал я. — То есть стоя на месте.

— А-а. — Он взглянул на Энджи и закатил глаза: — Выделывается. Как всегда. Показывает, что в колледже учился. — Он снова перевел взгляд на меня: — Ладно, умник. Да, если аппарат «стационарен», то перехватить сигнал гораздо труднее. Надо пробиться через проводные линии, жестяные крыши, антенны, спутниковые тарелки, микроволновки и прочую срань.

Рыжий вернулся в дом.

Бубба устроился с ноутбуком на полу между нами и одним пальцем тюкал по клавиатуре. Из кармана он извлек замызганный клочок бумаги, на котором его каракулями второклассника были переписаны модели мобильных телефонов, серийные номера и частоты для прослушивания засунутых внутрь жучков. Он ввел в компьютер номер частоты и откинулся назад.

— Никогда раньше такого не делал, — сказал он. — Надеюсь, сработает.

Я закатил глаза и прислонился спиной к стенке фургона.

— Я ничего не слышу, — сказал я примерно через полминуты.

— Ой. — Бубба поднял над головой палец. — Звук.

Он наклонился вперед и нажал клавишу ноутбука. Через секунду в динамиках раздался голос Дианы Борн.

«…Майлз, ты что, пьяный? Разумеется, это проблема. Они задали мне кучу вопросов».

Я улыбнулся Энджи:

— А ты еще не хотела за ним следить.

Она закатила глаза и, обращаясь к Буббе, сказала:

— Одно удачное попадание за три года, и он уже думает, что он Господь Бог.

«Что за вопросы?» — спросил Майлз.

«Кто ты такой? Где работаешь?»

«Как они на меня вышли?»

Диана Борн проигнорировала этот вопрос.

«Они выспрашивали насчет Карен, насчет Уэсли, насчет того, как эти сраные записки оказались у Карен, Майлз».

«Ладно, ладно, расслабься».

«Да иди ты в жопу со своим расслаблением! Сам расслабляйся! Господи, — сказала она с глубоким вздохом. — Эти двое не дураки, понял?»

Бубба пихнул меня локтем:

— Это она о вас?

Я кивнул.

— Блин, — сказал Бубба. — Умные. Ага, щас.

«Да, — сказал Майлз Ловелл. — Умные. Мы это и так знали».

«Мы не знали, что они пронюхают обо мне. Разберись с этим, Майлз, мать твою. Позвони ему».

«Ну…»

«Разберись с этим, я сказала!» — рявкнула она и шваркнула трубку.

Закончив разговор, Майлз тут же набрал другой номер. На том конце провода трубку снял мужчина:

«Да?»

«Двое сыщиков сегодня вокруг нас крутились», — сказал Майлз.

«Сыщиков? В смысле копов?»

«Нет. Частных. Они знают о записях психиатра».

«Кое-кто забыл их забрать?»

«Кое-кто был пьян. Кое-кто дико извиняется».

«Ну конечно».

«Она психует».

«Докторша?»

«Да».

«Сильно психует?» — спросил спокойный голос.

«Не то слово».

«Нужно с ней поговорить?»

«Возможно, что не только поговорить. Она — слабое звено».

«Слабое звено. Ага».

Повисла долгая пауза. Я слышал, как на одном конце провода дышит Майлз, а на другом потрескивают статические разряды.

«Ты тут?» — спросил Майлз.

«Скучно это все».

«Что?»

«Такой подход».

«Для твоего подхода нам может не хватить времени. Слушай, мы…»

«Не по телефону».

«Хорошо. Тогда как обычно».

«Как обычно. Не беспокойся ты так».

«Я не беспокоюсь, я просто хочу разобраться со всем этим быстрее, чем ты привык».

«Разумеется».

«Я серьезно».

«Я это понимаю», — сказал спокойный голос, и мужчина положил трубку.

Майлз без промежутка набрал следующий номер.

На четвертом звонке трубку сняла женщина. Тягуче и невнятно она проговорила:

«Да-а?»

«Это я», — сказал Майлз.

«А-а».

«Помнишь, мы должны были забрать кое-что у Карен?»

«Что?»

«Записки. Помнишь?»

«А я-то тут при чем? Это ты должен был их забрать».

«Он недоволен».

«И? Это ты должен был их забрать».

«Он так не считает».

«Что ты хочешь сказать?»

«Я хочу сказать, что он может снова стать на тропу войны. Будь осторожна».

«О господи, — сказала женщина. — Ты… ты что, мать твою, издеваешься? Господи, Майлз!»

«Успокойся».

«Нет! Господи! Мы у него на крючке, Майлз. Мы у него на крючке».

«Все у него на крючке, — сказал Майлз. — Просто…»

«Что? Что „просто“, Майлз? А?»

«Не знаю. Будь осторожна».

«Спасибо, блин. Спасибо, блин, большое. Черт». — Она бросила трубку.

Майлз отключился. Мы сидели в фургоне и следили за его домом. Ждали, когда он высунет наружу нос и приведет нас туда, куда собирался направиться.

— С кем он говорил? С доктором Борн?

— Нет. — Энджи покачала головой. — Голос явно моложе.

Я кивнул.

Бубба сказал:

— А этот парень из дома, он чего, кому-то подляну подкинул?

— Да. Думаю, что да.

Бубба полез под пальто, вытащил пистолет 22-го калибра и навинтил на ствол глушитель:

— Ну ладно. Погнали.

— Чего?

Он посмотрел на меня:

— Давай вышибем дверь и замочим его.

— Зачем?

Он пожал плечами:

— Ты же сам сказал, что он кому-то подляну кинул. Так давай его замочим. Весело будет.

— Бубба, — сказал я и накрыл его руку с пистолетом своей. — Мы пока еще не знаем, с чем имеем дело. Этот парень нам нужен, чтобы выйти на его подельников.

Бубба вытаращил глаза, раскрыл рот и уставился на стену фургона как ребенок, у которого только что лопнул воздушный шарик.

— Блин, — сказал он, обращаясь к Энджи. — Чего он меня зовет, если даже стрельнуть не в кого?

Энджи погладила его по шее:

— Ну-ну. Все приходит к тому, кто умеет ждать.

Бубба потряс головой:

— Знаешь, что приходит к тем, кто ждет?

— Что?

— Ничего. Так и ждут до посинения. — Он скривился: — И никакой стрельбы. — Он вытащил из