Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Примерно так обстояло дело и с предвыборной полемикой в местных газетах.
Соперника Станислава Дерева — генерала армии Владимира Семенова — Иван Матейченков заочно знал давно, хотя встречаться не доводилось. Что касается Семенова, соперники по выборам подвели под него другую «мину»: карачаевцы, дескать, которых возглавляет Семенов, желают «явочным порядком»… распространиться по всей республике, вытесняя из «жизненного пространства» все прочие народности, выдавливая с командных постов национальные меньшинства, всячески перекрывая им кислород. С тем, чтобы в перспективе… уничтожить их физически, ни больше ни меньше.
Матейченков только головой покачал, перечитав последний красочный пассаж — статья, правда, была без подписи, то есть как бы редакционная.
Поистине, все в духе присной памяти доктора Иозефа Геббельса, подумал Иван Иванович: ложь, провозглашал гитлеровский министр информации, должна быть чудовищной, только тогда она становится эффективной. Другими словами — ври побольше, авось, что-нибудь и останется.
…Что же касается демократических условий, в которых должны будут проходить выборы — речь шла о времени, предшествующем выборам в КЧР — то и здесь, по утверждению недругов Владимира Семенова, таилось коварство. Ведь карачаевцев-то — большинство, какая же тут может быть соблюдена демократия? Да они просто своей массой остальных задавят, оттеснят нацменьшинства от любого участия в общественной жизни.
Выход?
На баррикады, на конфронтацию! Этот призыв — в явной или неявной форме — содержала каждая третья газетная статья. При этом каждая сторона, не брезгая никакими посулами, изо всех сил вербовала себе сторонников.
* * *
Генерал Матейченков часто вспоминал свой первый день в далекой республике. Самые мельчайшие подробности врезались ему в память. По аэродрому гулял сильный ветер, гоняя мелкий мусор и обрывки старых газет.
— Хороший у нас пилот, знает свое дело! — похвалил Завитушный, спустившись вслед за генералом по выброшенной лесенке. — А то выбросил бы нас куда-нибудь в черту на кулички, и добирайся тогда до Черкесска как знаешь, на перекладных.
Они стояли, озирая поле, на котором стояло несколько самолетов различного калибра и разных компаний.
Однако не только их пилот из Москвы оказался не робкого десятка.
Через минуту-другую послышалось нарастающее басовитое гудение, и на соседнюю дорожку приземлился небольшой самолетик неизвестной генералу Матейченкову авиакомпании.
— Гость из Пешавара, — скользнул по нему опытным взглядом Завитушный.
— Из Афганистана?
— Ну да.
— Что же его никто не досматривает? Где пограничники?
— Эта служба уже почитай год, как бездействует. Разве что начальник аэропорта поинтересуется, не ли у гостя чего недозволенного! — сплюнул Завитушный. — А так — вход свободный: прилетай кто хочешь!
— Непорядок, — покачал головой генерал и, вытащив записную книжку, что-то в нее записал. — Этак любой наркотик можно притаранить…
— Само собой.
Между тем, несколько человек в папахах, вышедших из приземлившегося самолета, принялись осторожно спускать по трапу тускло блестящий на солнце металлический контейнер.
— Груз двести?
— Он самый, — вздохнул Завитушный.
— Но почему из-за границы?
— Очень просто, — пояснил Сергей. — Многие из черкесов и карачаевцев ищут счастья и заработков за границей — в республике при безработице и вообще при полном бедламе прокормиться трудно. А там и солдатом можно приспособиться, и вооруженным охранником в частной компании, или еще где-нибудь…
Между тем люди в папахах, в чем-то неуловимо похожие друг на друга, взвалили печальный груз на плечи и осторожно двинулись в сторону ждущей их поодаль автомашине.
— Это обычай предков, — пояснил Сергей Завитушный, глядя вслед удаляющейся процессии. — Черкес или карачаевец может сложить голову где угодно, но хоронить его следует только на родовом кладбище.
…Вскоре новые впечатления нахлынули дружно, но эпизод на аэродроме — груз двести и осторожно несущие его на плечах люди в папахах — не забывался.
Генералу Матейченкову и в дурном сне не могло привидеться, что этот в сущности малозначащий эпизод — окажет влияние не только на его карьеру, но и на самую его жизнь…
* * *
Много повидали афганские просторы. Многие захватчики пытались прибрать их к рукам. Но чужеземцы приходили и уходили, словно волны, набегающие на песок, а поля и горы оставались непокоренными, и след чужих сапог заносили пески, словно залечивая раны.
Много их было, захватчиков, но помнить всех может только история.
Прежде здесь, в самом труднодоступном месте предгорий Гиндукуша, располагался тайный схрон повстанцев — склад оружия и боеприпасов. Затем его расширяли и углубляли, приспосабливая для жилья. Труд нескольких поколений совершенно преобразил некогда скромный тайный схрон.
Перестройка его длилась несколько десятилетий. Кроме того, денег сюда было вбухано без меры, с учетом того, для кого он предназначался. Восемнадцать просторных горизонтальных плоскостей, на которых размещались необходимые помещения, горизонтальные уровни пронизывались капсулами бесшумных скоростных лифтов. Весь гигантский комплекс был энергетически независим и не нуждался в стороннем источнике энергии, поскольку получал ее в достаточном количестве, поскольку питался от небольшой атомной станции, расположенной неподалеку в одном из недоступных каньонов. Ее строила шарага, состоявшая из захваченных в плен физиков и прочих технарей, которых, когда объект был готов. Отправили без пересадки к Аллаху. Да и то сказать, разве можно щадить неверных, особенно когда существует малейшая опвсность того, что они когда-нибудь могут распустить свои длинные и грязные языки?..
Здесь должна была располагаться главная резиденция Верховного шейха — духовного предводителя всего исламского мира.
Верховный, в известной степени не лишенный чувства юмора, однажды заметил, что на территории его новой резиденции не ступала нога ни одного неверного. В известной степени он был прав: после окончания работ весь ставший ненужным человеческий материал был также отправлен к праотцам самой короткой дорожкой.
Охрану резиденции Верховного шейха осуществляла личная охрана шейха — одна из лучших контрразведок мира, как по величине, так и фанатичной преданности Верховному шейху.
К ее несомненным достоинствам имам относил и то, что охрана всегда действовала скрытно и тайно. Кадры ее черпались из самых фанатичных и преданных ваххабитов. По секретному статусу, принятому этой службой, каждый сотрудник имел во рту, в дупле, выпиленном дантистом, маленькую капсулу с сильным ядом мгновенного действия. Если сотрудник попадал в ситуацию, из которой не было выхода, он раздавливал капсулу и мгновенно переносился в мусульманский рай, полный праведников и прекрасных, а главное, безотказных гурий.