телу — дрожь. Мотнув головой, чтобы прогнать тревожные мысли, я отнесла кисет с костями на кухню. Покопавшись в ящике для приборов, достала оттуда нож для стейка.

Не теряя времени, я прижала его к ладони и провела лезвием прямо по линии сердца. Хоть я и не в восторге от того, что кости выбрали меня, но мне нужно было перестать жалеть себя и паниковать. Тад и тетя Хиллен были правы: пора приниматься за дело.

Кровь вытекала из раны, скапливаясь на ладони. Я поднесла ее к раскрытому бархатному кисету и медленно развернула: волшебная гемоглобиновая струйка потекла внутрь него. Задержав дыхание, я наблюдала за тем, как часть меня проливается, покрывая кости, опечатывая их моей сущностью и провозглашая, что они мои, как бы я от них ни открещивалась.

В изумлении я наблюдала, как алые капли крови медленно исчезают, словно кости впитывают их и завладевают мной вместе с ними. Вдруг раздался оглушительный треск. Невидимая сила оторвала меня от стойки, на которую я опиралась, наполняя кровью кисет с костями, и подбросила под потолок.

У меня перехватило дыхание. Хрипя, я изо всех сил старалась набрать воздуха в легкие, но леденящий душу холод пронзил меня насквозь. Кожа то покрывалась пупырышками, то будто горела от обморожения. Каждую клеточку словно сковало льдом, но в легких не осталось кислорода, чтобы высвободить безмолвный крик истерзанной души.

Меня окружил хор голосов: тысячи шепотков вертелись вокруг и проносились мимо, сбивая с толку. Находясь в центре этой леденящей агонии, я не могла разобрать ни слова. В глазах мельтешили черные точки, и если бы я ничего не знала о происходящем, то подумала бы, что вот-вот умру, задохнувшись в пустоте и промерзнув насквозь.

Вдруг зрение переключилось: вместо кухни я увидела перед собой какие-то лица. Они мелькали так быстро, что невозможно было сосредоточиться на каком-то одном, но через пару секунд я начала замечать между ними сходство. Высокие скулы, схожие линии подбородка, глаза необыкновенного оттенка… Это были мои предки. Те, кто был остеомантами задолго до меня.

Наконец промелькнуло лицо бабушки Руби — и исчезло, слишком быстро. И тут лица внезапно преобразились в кости. Они перемешивались и раскладывались передо мной в одно предсказание за другим. Только кости с отметинами и талисманы, которые помогают разобраться в предсказаниях, виднелись в наступившей тьме. Я чувствовала, будто каждое пророчество вытягивает из меня знания и силу. Но внезапно поняла, в чем смысл. До меня дошло, как правильно истолковать все части целого, скрытого в кисете. Новые способности вплетались в мою сущность, но их мощь была настолько грубой и ошеломляющей, что я не очень представляла, как именно смогу применить этот дар.

Сила притяжения вернула меня на землю: я камнем упала с потолка на пол. Болезненный удар привел меня в чувство. Я лежала, оглушенная и притихшая, пока из груди, нарушив тишину, не вырвался судорожный вздох. Наконец мне удалось втянуть немного ледяного воздуха, но только чтобы испустить наполненный болью стон. Прижимаясь щекой к ламинату, я думала лишь о том, что пора бы подмести под шкафами… А! И что это, черт возьми, со мной произошло?

Возможно, за меня говорила паранойя, но я была почти уверена: таким образом предки влепили мне затрещину за то, что я не проявила особой благодарности за их выбор.

«Ясно-понятно, предки! Вот теперь, блин, дошло…»

Передохнув еще минутку, я соскребла себя с кухонного пола, как блинчик. По ощущениям, я постарела лет на сто. Меня будто сбил грузовик, причем перевозил он перцовые баллончики, и так уж вышло, что все они протекли прямо на меня — ай, как же больно!

К счастью, жжение постепенно начало утихать, и я поднялась. Пошатываясь, оперлась на стойку, чтобы перевести дух и заодно втолковать своим ногам, что им совсем не обязательно дрожать, будто я — Бэмби на льду.

Я бросила взгляд на кисет. Кость с рассеченным ромбом и молниями по углам все еще лежала на верху кучки. Понятия долг, честь и благодарность всплывали на поверхность моего сознания, словно я была магическим шаром [6] с ответами на любой вопрос.

Завязав мешочек с костями, я запрокинула голову к небесам.

— Я все поняла, хорошо!

Затем уставилась в пол и произнесла это еще раз, потому что черт его знает — наверняка кто-то из предков был и там, внизу.

Как только ноги перестали трястись словно желе, я потопала к входной двери. Отражение в зеркале, висящем над столиком в прихожей, застало меня врасплох. Я запнулась на полушаге: кудрявая грива цвета темного шоколада и корицы определенно знавала лучшие дни. Как ни странно, мое смуглое лицо сияло, как никогда раньше, а кожа отливала золотом. В противовес паршивому самочувствию я выглядела слишком хорошо. Глаза цвета карамели были переполнены смятением, изумлением и сомнением.

Некоторое время я вглядывалась в свое отражение, пытаясь увидеть в нем женщину, которая когда-нибудь станет достойна наследия, свалившегося на нее как снег на голову. Но как бы ни старалась, ничего не выходило.

Из зеркала не появилось ни капли магии: оно не сказало, что я прекрасней всех на свете, и не отвечало на вопросы, сквозящие в моем взгляде. Так что, схватив сумочку и ключи дрожащими руками, я отвернулась. Бросив прощальный взгляд на бархатный мешочек, отныне принадлежавший мне, я открыла дверь и вышла. Нужно было отыскать фамильяра прежде, чем у костей иссякнет терпение и привязанные к ним предки снова нанесут мне удар.

— Охренеть вы грубые, если кому-то интересно мое мнение, — пробормотала я себе под нос, захлопнув дверь и заперев замок.

Затем я осторожно огляделась, моля о том, чтобы никто из них меня на самом деле не услышал. А вообще не следует мне забивать голову всякими глупостями, когда я тащусь вниз по лестнице, чтобы найти фамильяра, как это и положено маленькому хорошему остеоманту.

С жалобным стоном я протерла глаза. Уверена, меня ждет сокрушительный провал. Может, кости выбрали меня шутки ради. А может, те, кто был до меня, нуждались в небольшой встряске, и ее устроили за мой счет.

Вдруг на меня спикировал мотылек. Завизжав и пригнувшись, я прихлопнула его и чуть не свалилась с последних двух ступенек. Долбаные жуки! Боже, только бы мне не достался в фамильяры какой-нибудь мотылек или, того хуже, хорек… Мне и без вонючих надоедливых питомцев с трудом удается найти нормальных парней.

— И никаких золотых рыбок! — заорала я, пытаясь перешутить предков раньше, чем они меня.

И снова заорала, но уже от испуганного