Названия оздоровительных мероприятий звучали словно музыка: парафанго! жемчужные ванны! пневмопунктура! лимфодренаж! Впрочем, Садовникова как специалист по рекламе сама знала божественную силу нейминга — или искусства обзывать торговые марки. И здесь та же песня: скажешь грязевые обертывания — фу. А вот «парафанго» звучит гораздо благородней. Или «газовые уколы» — как это называется в отечественной поликлинике — выглядят намного менее привлекательно, чем, о, пневмопунктура!

И девушка с удовольствием погрузилась в волшебный мир излечения самой себя. Несмотря на разнообразие наименований, все в гостинице (и городке) было густо замешено на минеральной воде. Ее потребляли внутрь — три раза в день до еды. Из нее устраивали ванны. Воду следовало вдыхать в виде паров в нос и в рот — ингаляции как профилактика простуды и симптомов аллергии. Имелись в арсенале докторов и совершенно чудовищные способы закачивания чудо-жидкости в иные отверстия организма — однако на столь заоблачные вершины физиотерапии Татьяна как-то пока не готова была взойти.

Но как ей нравилось то, что за ней столь заботливо ухаживают! Служительницы — как правило, немолодые — подавали ей простыни, заботливо придерживали за локоть, когда она ступала в ванну, тщательно укрывали и подтыкали одеяльце, когда обертывали в грязь. Поэтому на процедурах она не раз и не два засыпала — просто проваливалась в сон. Такая расслабуха! И после обеда частенько не шла в город, а возвращалась в номер и беззастенчиво дрыхла час-другой. Давно не спалось ей столь сладко!

Одна девчонка из обслуги выбивалась из общего ряда немолодых и степенных. Она окормляла одновременно ингаляции и лимфодренаж — четыре кабинки с надувными штанами, четыре аппарата с дыхательными трубочками. Ингрид, это юное создание, вечно все путала, теряла карточки и была с пациентами по-настоящему строга.

Спросишь ее: «Можно мне перенести процедуру на час вперед?»

— Не можно!

Притом Ингрид каждую свободную минутку использовала, чтобы читать Стивена Кинга. И когда Татьяна лежала, укутанная девчонкой в лимфодренажные штаны, или вдыхала пары минералки на ингаляции, она воображала — куда деваться от профессии рекламиста, где важнее всего парадоксальность и необычность! — как под руководством этой девчушки начинается фильм ужасов: штаны вцепляются в человека, не дают ему выбраться и все качают, и качают, и качают воздух, чтобы пациент лопнул изнутри. Или шланг ингаляции впивается мертвой хваткой в нос. Бррр! Но чем-то же надо развлекаться, пока двадцать минут лежишь без движения в затемненной комнате, а аппарат у изголовья мерно наполняет, а потом сдувает воздух.

Другая женщина — та, что обслуживала минеральные ванны, — в отличие от прочих, была не чешкой. Вялое, грустное, поникшее лицо. Слегка испитое — с красными прожилками. Впрочем, алкоголем от нее никогда не пахло.

Говорила по-русски она совершенно без акцента.

— Вы из России? — спросила ее как-то Садовникова.

— Из Советского Союза.

— А откуда?

Дама не ответила.

— Давно здесь живете?

— Пятнадцать лет.

— Замуж вышли?

Последний вопрос также остался без ответа. Она вообще была неразговорчивой.

Демонстративно неразговорчивой.

Женщина помогла Татьяне выйти из ванны, подала простыню и беззвучно растворилась в служебном помещении, которое отделяла от ванной пластиковая шторка.

Татьяна думала, что будет скучать в санатории в одиночестве, без общения, но ожидания не оправдались — ей оказалось хорошо с самой собой.

Вечерами усердно плавала в бассейне, накручивала круги.

Бродила по улицам городка, заходила в магазинчики.

Гуляла по лесам, окружавшим город, — отчего-то это оказалось совсем не страшно, может, потому, что параллельными и встречными курсами постоянно бродили собаковладельцы и любознательные туристы, раскланивались с нею.

Сходила на концерт местного симфонического оркестра — оказался очень приличным.

Съездила на экскурсию в близлежащий замок.

А поползновений со стороны бандоса Николая больше не последовало. Но не потому, что он отступился. Такие мужики обычно от своих целей влегкую не отказываются. Однако уже на следующий день после приезда, прямо в обед, Садовникова с некоторым удивлением (а также облегчением — но и толикой огорчения) увидела, что оба татуированных, бритых, жесткоглазых мужика сидят за столиком в компании двух дам — каких-то новеньких. Женщины были, судя по виду, русскими (или, может, жительницами Украины, Казахстана, Израиля). По преобладанию в одежде мохера следовало заключить, что они все-таки скорее из провинции, по возрасту ближе к сорока. Одна щеголяла в сверхкороткой юбке, неприличной для ее лет, другая выставляла вперед и впрямь внушительную грудь, размера примерно пятого. Женщины эти на мужичках своих повисали, вечно их оглаживали и с ними кокетничали — из чего Таня сделала вывод, что они явно НЕ приходятся им женами. Да и по возрасту никак на роль спутниц жизни не годятся — ведь обычно нашенские деловые люди или держатся за своих старых верных супружниц, или находят совсем уж юных, двадцатилетних моделек с подкачанными губками. Эти две были ни то, ни се — какой-то промежуточный вариант для курортного перепихона. Но когда Татьяна столкнулась за ужином с Николаем (в этот раз непредусмотренно) лицом к лицу (а на его руке висла та, что с грудью), он всем своим видом просигнализировал: мы незнакомы, — и они, оба-два, гордо прошли мимо. Ну, незнакомы так незнакомы, не очень-то и хотелось.

А девицы прямо-таки таяли от пятизвездной роскоши — обстановки, еды и ласкового обслуживающего персонала. В бассейне Садовникова видела, как они вчетвером со своими мужичками оккупируют теплую ванну джакузи — сидят там часами, булькают, трутся, и под водой, и над, своими телесами. Или вместе доходят до красного каления в сауне, а потом с визгом и матерком обрушиваются в ледяную купель. Объедаются роскошными пирожными в баре. Усаживаются все вчетвером в «Мерседес» и куда-то отправляются — на прогулку или в казино.

Потом, когда случилось убийство — а Таня верила, что произошло именно убийство, — она задним числом пыталась анализировать происшедшее. И понять, при чем тут девахи. И выходило — вроде бы ни при чем. А может, при чем?

Николай со своим спутником проживали на том же шестом этаже, что и Татьяна. Она и того, и другого встречала в коридоре. Девиц поместили на последнем, седьмом этаже — где и комнаты поменьше, и потолки пониже — в одном номере на двоих. Но основное время шалавы, конечно, с мужичками ошивались. Пару раз Садовникова их взвизги и заливистый смех через двери слышала.

А однажды, когда проходила по коридору, из номера Николая вдруг вынырнул неизвестный — в серой водолазке, черной куртке. Молодой, по виду вроде нерусский, скорее на чеха похожий. Хозяина комнаты, равно как и его девицы, рядом не наблюдалось. Завидев Таню, мужик в черном сделал лицо кирпичом и, отвернувшись, быстро прошел мимо.