Недолго думая, Иван присмотрел среди челяди молодую холопку лет шестнадцати. С крепким задком и высокой грудью. Круглолицую кареглазую шуструю брюнетку. Видимо, с долей половецкой крови. Приказал привести ее в свою опочивальню. И сразу после тренировочного боя, разгоряченный, овладел ею. Параша, так звали холопку, не подвела. Она трепетала в руках Ивана, стонала, извивалась и жаждала продолжения. Одарил ее рублем, что бы, в следующий раз старалась еще больше. Юрию позволил подглядывать. Тот тоже был доволен.

Иван забыл, что обещал Архангелу Гавриилу отказаться от соблазнов. Ну, да что поделаешь! Слаб человек и подвержен искусам.

Впрочем, среди князей русских это не осуждалось. Совсем. Но, конечно, на исповеди повинился духовнику. В конце концов, сам креститель Руси князь Владимир святой имел гарем из восьми сотен наложниц, и совсем без счета перепортил дев и перетрахал замужних баб. Однако, памятуя свой прошлый опыт, Иван твердо решил ограничиться одной Парашей. Что бы снова не заполучить на свой член какую-нибудь заразу.

Окончив размышления о планах, Юрий вызвал к себе в малую палату городового старосту боярина Брячислава.

— Скажи-ка, любезный Брачислав, как там поживают наши рязанские князья?

— А что им сделается, княже? Сидят в темницах в узилище. Все шестеро. С Ингварем во главе. Не голодают. А что ты сними надумал делать? Вроде бы, собирался отпускать, по случаю восшествия своего на стол Владимирский?

— Передумал я отпускать их. Отпустим, а они через год — другой опять с кем-нибудь снюхаются. Или с половцами, или с киевлянами. И начнут нам пакостить. Батюшка их не просто так в темницу бросил и Рязань пожег. Они нам в тыл ударили, на Москву напали, когда мы с батюшкой на новгородцев ходили. Не будет им прощения за такую подлость.

— Так что же с ними делать будем?

— Пока думаю над этим. А ты вот что выясни. Батюшка их пленил. А всех бояр ихних плененных, которые с ними на Москву ходили, отпустил. Думаю, зря он это сделал. Ведь, не все рязанские бояре с ними пошли. Некоторые отказались нас воевать. А мы их не отличили никак.

Поручаю тебе учинить спрос с князей этих. Пусть каждый скажет про своих бояр, которые с ними ходили, а которые отказались. Спроси строго! Под клятву на кресте! Составь по опросу поименные списки бояр. А если кто из них запираться будет, так пугани их железом каленым. А если не подействует, так и прижги. Но, не калечь. Сильно не калечь. Прижги им только задницу. А то, небось, много жира на задах нарастили, сиднем сидючи. Срок тебе на это даю неделю. Успеешь?

— Сурово ты с ними, княже! Ну, да, заслужили они это. Сделаю княже, не сомневайся. Все расскажут! Будут через неделю списки.

3. Начало

На следующий день Юрий — Иван собрал малую Думу. Пригласил и младших братьев. Пора уже было отрокам в государственные дела вникать.

— Рад видеть всех вас в сборе, бояре мои старшие, и братья мои меньшие, — начал совет Иван. — Пора нам решить, что делать нам с пленными князьями рязанскими. Хватит уже им харчи наши задаром объедать. Хочу ваше мнение услышать на сей счет.

— А чего тут думать? — первым высказался самый молодой из бояр тиун Путята. — Поотрубать им головы, и дело с концом. Грехов за ними достаточно.

— Не по христиански это. Они же все — рюриковичи! Уважение к роду иметь надо. Предлагаю оставить их в темнице. Не обеднеем мы их кормить. — Возразил самый старший огнищанин Твердислав.

— Мало ли как жизнь повернется? Сбегут или еще как на свободу вырвутся, а потом нам мстить станут. Казнить их надо! — поддержал Путяту постельничий Никифор.

— Имеем пример батюшки вашего, царствие ему небесное, Всеволода Юрьевича. Он, милостивец, когда мятеж ростовских бояр подавил, вожаков ихних, князей Мстислава и Ярополка Ростиславичей и князя Глеба Ольговича ослепил, а потом помиловал. — вступил в спор ключарь Остомысл. Правда, Глеба в темнице все же после уморил.

— Сдается мне, не правильно это. Недальновидно. Уедут они в другие уделы, потом детей заведут. Слепому завести сыновей ничто не помешает. А сыновья их вырастут, обиду на нас затаив, соберутся с силой да и нападут на нас. Казнить их надо, — высказал свое мнение конюший Ставр. — Рюриковичи рюриковичей со времен Бориса и Глеба режут и казнят. Не мы первые, не мы последние будем.

— А может все таки отпустим? Жалко все таки людей губить! Возьмем с них письменную клятву в храме на кресте, и отпустим, — вступился за пленных младший княжич Иван.

Решив, что соратники высказались достаточно, Иван Васильевич хлопнул ладонью по столу и сказал:

— Спасибо за советы ценные, советники мои многомудрые! На душу грех убийства рюриковичей я брать не буду. Ставр, а есть у тебя коновал хороший?

— Как не быть? Есть, конечно, — ответил конюший.

— Делать будем так. Отдашь князей коновалу. Пусть оскопит их всех. Детей у них после этого не будет. А ты, Брячислав, — обратился он к городовому старосте, — потом к ним лекаря приведешь, пусть подлечит их. А как вылечит, продадим их в рабство булгарам. И риска никакого и казне княжеской прибыль.

Но, бояре мои ближние, это вопрос простой был. А вот теперь вопрос посложнее будет.

Вот здесь, — он хлопнул ладонью по пачке пергаментов, лежащей перед ним на столе, — список всех рязанских бояр, которые с князьями на наш град Москву ходили. Батюшка их всех отпустил, сказавши, что их дело подневольное было. Князь приказал, они и пошли. А вот я так не считаю. Вот здесь список бояр рязанских, которые на нас не пошли, ослушались приказа, — он хлопнул ладонью по меньшей пачке пергаментов. — 96 бояр нас воевали, а 37 бояр дома остались, по вотчинам своим отсиделись. И считаю я, что не правильно тех бояр и этих, — он поочередно указал рукой на две пачки пергаментов, — на одну доску ставить.

— Ну, так может быть, те которые не пошли, просто струсили, а потому и не пошли! — Вступил в разговор брат Святослав. А мы теперь за трусость их награждать будем?

— А неважно, трусость или смелость. Если бы рязанцы нашего батюшку победили, этим боярам смелость понадобилась бы, перед своим князем ответь держать за неповиновение. Они просто похитрее оказались, знали, кто победит. Перед нами быль: на нас они не нападали.

Предлагаю: всех бояр, которые на нас нападали, лишить их вотчин! А тем, кто не нападал, их вотчины оставить. Что бы другим не повадно было. Так мы отделим, прямо по священному писанию, агнцев от козлищ! Это во-первых.

Во-вторых. Во все освободившиеся вотчины нужно заселить наших дружинников заслуженных. А поскольку вотчин мало, то крупные вотчины разбить на меньшие. Так, что бы хватало дружиннику на кормление, и чтобы он еще двух воев мог бы выставить конных и оружных за свой счет. Тогда мы расходы казны сократим на содержание дружины.

Однако, вотчины дружинникам предлагаю дать не в наследственное владение, а по службе в поместное. Когда дружинник состареет и сам не сможет служить, пусть вместо себя в дружину сына с воями выставляет. Иначе поместье потеряет. Я поглядел списки бояр рязанских, и подсчитал, что мы так семь сотен наших дружинников по поместьям рассадим. Расходы на дружину почти вдвое сократим! Как вам такой план, бояре?

Бояре надолго замолчали, раздумывая.

То есть, землица в этих поместьях будет не дружинникам нашим принадлежать, я так понимаю? — вопросил огнищанин Твердислав.

— Верно понимаешь, боярин Твердислав. Княжеская это будет землица, Великого князя Владимирского. Отойдет она к моему уделу.

А от других бояр рязанских, которые на нас в поход не пошли, я присягу на кресте письменную возьму, освященную митрополитом, на верность Великому княжеству Владимирскому.

— А что же тогда у Рязанского князя останется? — осведомился Остомысл.

— Останется удел его собственный. Но, будет он теперь князем удельным, а не Великим. И не будет никакого Великого княжества Рязанского. А будет удел Рязанский Великого княжества Владимирского! И это будет в-третьих!

Бояре ошеломленно молчали. Было слышно, только, как муха бьется в оконную слюду.

— А на удел Рязанский поставлю я брата Святослава. Шестнадцать годков ему уже. Пора тебе, братец, за дело браться! — прервал затянувшееся молчание Иван Васильевич.

— Да, Юрий Всеволодович! Достойный ты сын батюшки своего. Такие деяния под стать самому Владимиру Мономаху! — первым «разморозился» Ставр.

— Но, князь батюшка, про такое поместное владение