– Это по-каковски?

– У нас чокаются, а в Европе говорят «чин-чин», в частности в Италии.

Дана сделала глоток – вкусно, увлекаться не стала, изучала стены и Виталия. Вот странно: у человека есть все, что душа желает, а он словно ожившая мумия.

– Почему не пьешь? – спросила лениво мумия.

– Мой папа был алкоголиком, боюсь дурной наследственности. У вас большой дом.

– Всего тысяча пятьсот квадратных метров.

– Ого, – не пришла в восторг Дана, подумав, что на этих метрах можно подохнуть, как на плантациях, убирая их. Сколько же дедовских квартир поместится в доме? – А почему ты такой смурной? (Он пожал плечами, оказавшись в затруднении.) Понятно, жизнь наскучила?

– Развесели.

– Я не клоун, веселить не умею.

И вдруг на вид флегматичный Виталий далеко не флегматично завалил ее на шкуру, присосался к губам и запыхтел носом, как пылесос перед ремонтом. Дана вытаращила глаза, обалдев от… этому названья нет! Не делая резких движений, она лишь отводила руки-присоски, когда те бессовестно лапали ее, лезли под короткую юбку. Не готова она отдаваться первому встречному на шкуре, по которой ходили грязные ноги. И кто, интересно, в данном случае халявщик? Уж не она, это точно. Наконец он оторвался, приподнял лицо вареного рака, завозился в своей одежде… Он что, брюки расстегивает?! Этого не хватало! Дана собрала силы и без подготовки партнера, мол, извини, у меня не все в порядке, не могу и не хочу, – оттолкнула его руками, ногами и даже головой. Дед говорит, маленькая женщина в минуты злости превращается в гибрид тигра с гадюкой, отсюда опасность для мужчины возрастает в несколько раз. Подскочив, она схватила сумочку, пнула ногой богатого выродка (он ведь тоже вставал), Виталий упал. Дана выбежала из комнаты, слыша за спиной животный рев:

– Дана! Подожди! Черт! Дана!

Как же, разуется-разденется и подождет! Правда, она действительно разулась, чтоб быстрее бежать, босоножки подхватила с пола и понеслась по коридору, оглядываясь. Виталий вырулил из комнаты, Дана припустила, забыв опустить юбку, свернула за угол. Сзади слышала топот нахала, который выкрикивал ее имя, он не оставил надежды догнать беглянку.

– Вот сволочь, – процедила она.

Дед говорит, разъяренный мужчина хуже цепной собаки. Надо спрятаться, пусть придурок остынет. Дана пробегала мимо дверей и, как только сообразила испариться хотя бы на время, открыла первую попавшуюся. Проскользнув внутрь, бесшумно прикрыла ее, очень скоро топот пронесся мимо.

Она облокотилась спиной о стенку и… беззвучно расхохоталась, представив рожу Виталика. Хохотала как сумасшедшая, икая и сгибаясь в три погибели. Успокаиваясь, дошла до дивана, упала на него и еще некоторое время смеялась. Потом лежала, наверное, минут десять, может, больше. Надо выйти, спуститься вниз, но она опасалась встретить Виталия в доме, это чревато последствиями, и ей будет не до смеха. Она села, огляделась. Света достаточно много из окна, чтобы рассмотреть интерьер.

Неизвестно для каких целей была запланирована данная комната, но обстановка здесь под старину. Диван с подушками, четыре кресла, стулья выполнены в одном стиле с одинаковой резьбой и обивкой с кокетливыми цветочками. Массивный стол напротив окна, легкие занавески, тяжелые шторы… Может, это кабинет хозяина? Собственно, какая разница, для чего эта комната. Ей надо незаметно выбраться из дома. Со двора доносились звуки музыки, смех, гомон. А если удрать через окно?

Дана вспорхнула с дивана, взобралась на стол, перешла на подоконник и глянула вниз. Высоковато. Впрочем, проблема ерундовая, Дана часто взбиралась на самую верхушку дерева, помогая снять урожай деду, иногда прыгала вниз, экономя время. Она попробовала открыть рамы, дергала-дергала за ручки, но окно не открылось. Остается выйти так же, как вошла, – через дверь. Дана спрыгнула с подоконника, взяла босоножки в руки, сумочку повесила на плечо и очутилась у двери. Разумеется, послушала, нет ли людей в коридоре. А там шаги.

Она отступала от двери, боясь, что сейчас зайдет Виталий, догадавшись, почему она исчезла так быстро. И – вот невезение! – ручка повернулась…

Дана пулей юркнула под диван, слава богу, пролезла. Прижавшись к стене и свернувшись калачиком, она притаилась и следила за дверью. Странно, полоска яркого света упала на пол, но никто не входил.

– Сюда! – приглушенно сказал некто в коридоре.

Полоса расширилась. Вошли мужские ноги, прошли к стене, комната осветилась матовым светом. Еще ноги…

– Ну и что ты хочешь… – знакомый Дане голос осекся, в следующий миг на полу рядом с диваном лежал…

Неужели это Семен Кириллович?

Упираясь ладонями в пол, он повернул голову и увидел Дану. Девушка открыла рот, а он одними глазами с бровями дал ей знак: молчи. Дана еще больше сгруппировалась, просто вжалась в стену и закусила нижнюю губу.

Четыре руки схватили Семена Кирилловича и поставили на ноги. Дана считала пары ног: одна (включая Семена Кирилловича), две, три… четвертая пара вошла. Видимо, Семена Кирилловича толкнули, потому что его ноги выписали крендель, сделав несколько неестественных шагов вперед, и резко остановились напротив вошедшего. Оставшиеся две пары перешли к ним.

– Ты бездарно провалился, Сеня, – сказал тусклый мужской голос. – Отдай то, что украл.

– Твое больное воображение приписывает мне то, чего я не делал, – произнес Семен Кириллович.

– Сеня… Ты сделал ошибку, исправь ее.

– Ошибку сейчас делаешь ты.

Пауза. Ноги прошлись, вернулись к ногам Семена Кирилловича.

– Кто ты, Сеня?

– Твоя тень.

– Ты у нас шутник… шустряк… шпион хренов. На кого работаешь, Сеня? Не сам же додумался.

– Меньше наушников надо слушать.

– Сеня, ты испытываешь мое терпение. Я знаю, что это сделал ты, и прошу по-хорошему отдать.

Тусклый голос звучал до того спокойно, что Дане страшно стало, а раньше она не знала чувства страха. Ну, перед экзаменами тряслась, на собеседованиях, когда искала работу, еще первый раз в постели с Женькой… Это все не тот страх. Нынешнему ужасу не было объяснения, он был безотчетный, застрял в горле, не позволял дышать, накатывал волнами. И тогда появлялось желание выскочить из-под дивана и бежать на улицу. Пусть здесь разбираются без нее, а она больше никогда-никогда в чужой удел носа не сунет. И лишь ощущение, будто Дану прибили гвоздями к полу и стенке – значит, она не сумеет убежать отсюда, а только обнаружит себя, – заставило ее стиснуть зубы и лежать тихо.

Вдруг – бах! На слух это был удар. Точно – Семен Кириллович снова очутился на полу у дивана, но теперь на спине. Из его носа и губы потекла кровь. Дана, чтобы ненароком не вскрикнуть, зажала ладонью рот. Семен Кириллович перекатился на живот в сторону дивана, стал на четвереньки, но не удержался, руки его расползлись на паркетном полу, одна очутилась возле колена Даны. Он убрал ладонь, под ней лежал маленький замшевый футляр. Семен Кириллович пододвинул его пальцами к девушке, выразительно глядя в ее глаза, после начал подниматься. Его припечатала к полу нога, поставленная ему на спину.