– Нет, Джорджа в армию не взяли, проблему какую-то нашли. Точно не знаю, но он не прошел медкомиссию.

– Ну так кто ж добровольно пойдет в окопы, если можно в банке штаны протирать.

– Шон, речь идет об Элизабет, дочке Вайолет. Всех детей отсылают из Лондона из-за бомбежек… Ты же читал в газетах. Вайолет спрашивает, можем ли мы принять ее на время?

– А мы тут при чем? Они же детей не в Ирландию вывозят, у нас своя страна. Они не могут заставить нас вступить в свою поганую войну, отправляя к нам стариков и детей… Мало им всего, что они тут натворили?

– Шон, да послушай же! – разозлилась Эйлин. – Вайолет спрашивает, можно ли отправить к нам Элизабет на несколько месяцев. Ее маленькая школа закрывается, потому что всех детей эвакуировали. У Джорджа и Вайолет есть родня, но они… они просят нас позаботиться о дочке. Что скажешь?

– Скажу, что они, как обычно, что хотят, то и вытворяют, вся эта Британская империя! Если от тебя им никакой пользы, то им и дела до тебя нет, ни письма не напишут, ни открытки на Рождество не пришлют. А теперь, когда они ввязались в дурацкую войну, вот теперь они к нам подлизываются. Я так думаю.

– Да при чем тут Британская империя! Мы с Вайолет школьные подруги. Она не из тех, кто любит писать письма, даже это письмо такое неуклюжее, ну не знаю, сплошь скобки и точки с запятыми. Она не привыкла писать по двадцать-тридцать писем в день, как я. Дело вообще не в этом. Дело в том, согласишься ли ты принять девочку?

– Дело не в этом, а в том, что у нее хватает наглости спрашивать такое!

– Мне ответить отказом? Написать ей, что, извини, мы не можем. И по какой же причине? Поскольку Шон заявляет, что у Британской империи руки в крови, так, что ли?

– Ну чего ты завелась…

– Я не завелась. Я тоже вымоталась за сегодня, как и ты. Хорошо. Конечно, я думаю, что Вайолет ведет себя нагло. Конечно, мне обидно, что у нее нет на меня времени и пишет она мне только тогда, когда ей что-то от меня нужно. Тут и так все понятно. Вопрос в том, примем ли мы ребенка? Девочка – ровесница Эшлинг, она не объявляла войну Германии, не вторгалась в Ирландию, не нападала на де Валеру[1], и все такое прочее. Ей всего десять лет! Она, наверное, лежит там по ночам и ждет, когда на нее упадет бомба и разорвет ее на кусочки. Ну так что, примем мы ее?

Шон смотрел на жену в полном изумлении. В кои-то веки Эйлин разразилась целой речью. А уж дождаться, чтобы она признала обиду на свою драгоценную школьную подругу…

– А тебе с ней не слишком много хлопот прибавится? – спросил он.

– Нет, она даже может стать подружкой для Эшлинг. Да и много ли надо, чтобы прокормить одного ребенка, когда у нас их уже столько?

Шон заказал себе еще кружку пива, портвейн для Эйлин и лимонад детям. Посмотрел на жену, приодетую в белую блузку с брошкой и стянувшую темно-рыжие волосы гребешками по бокам. А ведь красавица, подумал он, и надежный товарищ во всех делах. Те, кто видел ее в темно-синем костюме в кабинете, занятую счетами растущего бизнеса, вряд ли мог себе представить, какова она на самом деле: страстная жена – Шон всегда удивлялся, с какой готовностью она отвечала ему, – и любящая мать. Его взгляд потеплел. Такая щедрая душа, готова быть матерью не только собственным детям.

– Пусть приезжает. Хоть такой малостью попытаемся уберечь дитя от всего этого безумия вокруг, – объявил он.

Эйлин похлопала его по руке, в редком порыве прилюдного проявления чувств.

* * *

Письмо от Эйлин пришло так быстро, что в нем наверняка был отказ. По опыту Вайолет, те, кто собирался найти отговорки для обоснования своих действий, всегда писали быстро и много. Вздохнув, она подняла конверт с коврика у двери.

– Похоже, нам все-таки придется нажать на родственников твоего отца, – сказала она, возвратившись к столу.

– То есть она отказала? – спросила Элизабет. – Прочитай письмо, а вдруг она согласилась.

– Не разговаривай с набитым ртом! Элизабет, пожалуйста, возьми салфетку и постарайся вести себя подобающе, – рассеянно ответила Вайолет, разрезая ножом конверт.

Джордж уже ушел на работу, и завтракали они вдвоем. Вайолет считала, что отступление от правил приличия – это путь к падению, а потому тосты со срезанной корочкой подавались в фарфоровом держателе для тостов, а каждому члену семьи полагалось собственное кольцо для салфетки, куда следовало положить свернутую салфетку после еды.

Элизабет чуть не лопнула от нетерпения, ожидая, пока Вайолет прочтет новости. Да что ж такое, в самом деле! Мама произносила отдельные фразы вслух, а потом переходила на бормотание:

– Дорогая Вайолет… очень рада получить от тебя весточку… хм… мм… сильно переживаю за тебя, Джорджа и Элизабет… хм… мм… здесь многие думают, что нам следует тоже вступить в войну… сделаем все возможное… дети безумно рады и взволнованы…

Элизабет знала, что придется подождать. Она скрутила салфетку в тугой шарик, размышляя, что бы ей хотелось услышать. Хорошо бы не пришлось плыть через море в другую страну, где, по мнению отца, так же опасно, как в Лондоне, а мама считает, что ехать туда можно только в том случае, если больше совсем деваться некуда. Ей придется жить в ужасном свинарнике с десятками детей, в городе, полном какашек животных и пьяниц, – таким мама запомнила Килгаррет. Элизабет не хотела жить в каком-то грязном месте, которое не нравится маме, но ведь мама сказала, что лучше всего поехать туда. Возможно, теперь все не так плохо. Мама побывала там много лет назад, задолго до того, как вышла замуж за отца. И говорила, что больше никогда туда не вернется. Непонятно, как Эйлин способна там оставаться.

Однако выбора нет: либо ехать в то опасное и грязное место, либо новые проблемы и волнения в попытках разыскать родню отца.

После долгой паузы, прочитав две страницы, Вайолет сказала:

– Они примут тебя.

Лицо Элизабет залилось краской и побледнело одновременно. Вайолет терпеть не могла, когда дочь так вспыхивала из-за пустяков.

– Когда я должна поехать?

– Когда мы решим. Конечно, потребуется время. Нужно собрать вещи, спросить Эйлин про учебники… и что вообще тебе взять с собой. Она много написала про то, как они рады тебя принять, но почти ничего полезного не