— Изабелла, замерзнешь!

Она не обратила на меня внимания, глядя на ползущие прямо над верхушками деревьев грозовые облака. Я вылез из постели, взял халат, накинул на нее и закрыл дверь.

— Давай еще поспим.

— Не могу. Оливер, сколько же лет я потратила, чтобы найти астрариум? Десять? Пятнадцать? И это случится сегодня. Я знаю.

Я покосился в окно. Небо, как и вчера, было затянуто черными тучами.

— Погода не для погружения.

— А я все равно нырну.

— Неужели нельзя подождать пару дней, пока не прекратится шторм?

— Нельзя. Оливер, ты не понимаешь. — Изабелла отвернулась от окна. Я решил попробовать другой аргумент.

— Полагаю, у тебя есть помощники? Кто-нибудь из французских археологов? Или итальянцы?

Кроме английского археолога Амелии Лингерст и молодого французского ученого, недавно поселившегося возле Стадиона, о подводной археологии здесь никто не знал, хотя упорно распространялись слухи, что дворец Клеопатры находится на дне Александрийской бухты. До недавнего времени умы больше волновали политика, борьба с бедностью и насущные проблемы граждан Александрии.

Изабелла озорно улыбнулась:

— Боюсь, что этим занимаемся только я и Фахир.

Фахир Алсайла был молодым ныряльщиком, с которым моя жена работала несколько последних месяцев. Хотя ему можно было доверять и он считался превосходным подводным пловцом, но в археологии не разбирался.

— Господи, Изабелла! — Я бы предпочел, чтобы она состояла в какой-нибудь официальной группе. В Египте заниматься нелегальными погружениями было небезопасно. Власти страны вполне оправданно возмущались шпионскими вылазками со стороны врагов и непрекращающимся расхищением подводных богатств. Единственный безопасный способ заниматься подводной археологией — погружаться в присутствии египетских официальных лиц в составе признанной команды западных аквалангистов. Этим правилом Изабелла всегда пренебрегала. Она была в своей области бунтаркой, и за это ее не любили. Но какой бы ни была ее профессиональная репутация, она часто выбирала для поисков удачные места. И эта ее загадочная безошибочность — к худу она или к добру — вызывала подозрение и страх со стороны коллег.

Дар ясновидения был присущ нам обоим, но эту тему я обсуждать не хотел. Понимал: признать наличие у нас такой интуиции значило бы умалить свою профессиональную подготовку и поставить под сомнение воинствующий атеизм, ставший реакцией на строгое католическое воспитание.

— Поговорим об этом позже. — Я безуспешно попытался увлечь жену обратно в постель.

— Оливер, я должна нырять сегодня. Все идет по плану. Мы нашли место крушения корабля «Ра», который, не сомневаюсь, принадлежал Клеопатре. Время его гибели совпадает со временем сражения при Акции.[3]Астрариум мог находиться на его борту. Греческий историк Диодор Сицилийский упоминает, что подобный предмет преподнесли Клеопатре во время коронации.

— Что за спешка? Ты ждала годы. Неужели нельзя повременить несколько дней?

— У меня нет нескольких дней.

Отчаяние Изабеллы достигло новых высот, но я никак не мог понять, что ее так расстраивает. Знал одно: она легко могла упереться, и тогда ее не свернуть. Я пристально смотрел на нее, стараясь придумать, какую новую тактику выбрать.

— Дорогая, этот район является военной зоной. — Я обвил ее талию рукой.

— Я обо всем позаботилась: на борту будет находиться местный чиновник.

— Вот как? Наверное, какая-нибудь сомнительная личность, получившая от тебя взятку?

Изабелла словно не замечала моей руки.

— Я в любом случае пойду на погружение!

Но за ее гневом я ощутил тревогу. Может быть, за нас, за наш брак, наши карьеры. Если бы я не знал ее настолько хорошо, то мог бы решить, что это настоящий страх.

— Ты действительно считаешь, что астрариум был на борту этого корабля? — заговорил я примирительным тоном. — Зачем бы Клеопатре брать такую вещь в гущу морского сражения?

— Она пришла в отчаяние. Былые политические союзники ей изменили, поставив ее с Марком Антонием в очень сложное положение, а Октавиан тем временем всеми силами пытался упрочить свою власть. Она понимала, что Марк Антоний заблуждается по поводу своего военного превосходства. И не сомневалась: если Октавиан победит, то убьет ее любовника и принесет в жертву их детей. Эта женщина все поставила на победу. Диодор Сицилийский называет астрариум мощным оружием, способным дать указание, когда поднимать паруса и когда начинать атаку. Клеопатра взяла астрариум с собой, чтобы помочь любовнику.

Я старался сохранить бесстрастное выражение лица. Верил в причинно-следственные связи в мире: из углерода получается алмаз, из известняка — мрамор, из уплотненного органического материала — нефть. Таким был мой мир: осязаемым, познаваемым. Мир Изабеллы был куда более призрачным — в нем цепью событий правила кармическая логика. Личное имело непосредственное влияние на политику, микро — на макро. Я считал такое мировосприятие дезориентирующим. Антропоцентрический подход порождал самоуспокоенность, был своего рода детерминистским вкладом в понятие значимой судьбы.

— Если Клеопатра имела при себе астрариум, способный повлиять на исход сражения, почему она убежала, оставив Марка Антония Октавиану? — спросил я.

— Не знаю. Я бы на ее месте, пытаясь изменить судьбу, сражалась до последней минуты. Не сомневаюсь, астрариум бы спас ее.

Ее одержимость просто пугала. Меня снова пронзило желание защитить жену, но я знал: любая попытка встать между Изабеллой и предметом ее поисков означала бы конец нашего брака, и, конечно, я лишился бы всякого уважения с ее стороны. Она была агрессивно-независимой и совершенно сознательно сражалась и с семьей, и с устоями за право заниматься своей профессией. У меня не оставалось иного выбора, как только доверять ее суждениям. Однако предстоящее погружение особенно беспокоило, хотя я не мог объяснить чем, — казалось, страсть подходит к одному некоему итогу.

С улицы донесся громкий раскат грома, сильный порыв ветра ворвался во французское окно и опрокинул плетеное кресло.

— Пришел циклон, — заметил я, закрывая дверь. — Сегодня тебе погружаться нельзя!

— Мне гораздо опаснее не погружаться! — закричала она.

Изабелла была на грани истерики, и я знал, что спор продолжать бесполезно.

— Можешь начать погружение завтра на рассвете. — Я нежно обнял ее. — Я тоже поеду с тобой. А сегодняшний день наш. Займемся чем-нибудь приятным. Сегодня же день рождения твоего дедушки. Мы можем навестить твою бабушку. К завтрашнему утру шторм стихнет и видимость будет намного лучше.