Смородская глаз не отвела. Если б не знал, что это жена «вылупившегося» в 90-е годы воротилы, подумал бы, что здесь «старые деньги». Холод, уверенность, достоинство – прямо английская леди! Откуда что берется? И какая у нее такая «профессиональная жизнь»?

Хотел спросить, чем же она занимается, кроме хождений по салонам красоты, но вопрос как-то сам собой ускользнул. Впрочем, это успеется.

В поезде можно раз за разом «прокручивать» долгий, вязкий разговор, присматриваться к деталям, «искать блох». С завтрашнего дня времени на рефлексию не будет. В первую очередь – контора. Турецкий улыбнулся. Он тоже про себя начал так называть офис успешного рыбинского предпринимателя. Потом нужно заглянуть к коллегам. Здесь все должно пройти гладко. Начальник местного угрозыска, как практически случайно выяснилось, когда-то учился с товарищем Турецкого, заместителем генпрокурора Меркуловым. Обнаружилась эта почти родственная связь действительно нежданно-негаданно. Косте, как всегда, что-то внезапно понадобилось. В десять вечера того самого дня, когда «Глорию» посетила Смородская, мобильный Турецкого возмущенно запиликал. На экране высветилось «Костя».

– Надо увидеться. Как насчет завтра?

– Если только рано утром. У меня в четыре поезд.

– Нет, в первой половине дня не могу. Тогда отложим до приезда. Это важно, но, в принципе, не очень срочно. А куда и зачем ты собрался, если не секрет, конечно?

Турецкий усталым голосом в нескольких словах изложил суть дела, которое ждало его в Рыбинске. Услышав название города, Меркулов многозначительно хохотнул.

– Передавай привет Леше Подгурскому. Ты там мимо него не пройдешь, все дороги ведут в его кабинет. Давно его не видел.

– А откуда ты рыбинских деятелей знаешь?

Тут Турецкий понял, что сейчас нарвется на цветистую сагу о трудных годах учебы. В принципе, обошлось «малой кровью». Костя, похохатывая, вспомнил пару баек о том, как они с Подгурским грызли гранит юриспруденции, после чего резко сменил интонацию.

– Имей в виду – если что не так, ты там не один. Обязательно в первую очередь зайди к Леше – он тебе весь окрестный пейзаж распишет в лучшем виде. Когда обратно думаешь?

– Да не спрашивай. Там все как-то мутно. Пока не буду загадывать. Боюсь, даже неделей не обойдется. Погляжу своими глазами, и как что-то станет ясно, позвоню.

В общем, с Подгурским получилось удачно. Турецкий по себе знал, что никто не любит, когда пришлые люди влезают в дела. Но он тут выступает не совсем «варягом». Спасибо Косте. Остается надеяться, что у Подгурского воспоминания о годах учебы столь же трогательные.

Ирина на очередной отъезд никак не отреагировала. В последнее время она перестала проявлять яркие эмоции. Едешь – хорошо, возвращаешься – ладно. Тут и оправдываться-то смешно, не для собственного же удовольствия он срывается с места. Сейчас эти вечные командировки стали не такие опасные, как десять лет назад, например. Казалось бы, живи и радуйся. Но что-то непоправимо сломалось. Отчуждение росло.

Это был неуправляемый процесс. С некоторых пор в командировки хотелось уезжать надолго и желательно – далеко. В этом контексте Рыбинск – не самый лучший вариант. Турецкий неожиданно для себя хмыкнул вслух. Да-а, если так дальше пойдет, финал истории предугадать нетрудно. Будет еще одна загадка для знакомых: как, столько лет вместе, дочь взрослая – и развелись? Зачем? Как это возможно? Да вот так! Впрочем, до этого пока не дошло.

По красивым местам едем, да вот беда – не видно уже ничего. За окном – хоть глаз выколи. Поезд замедлил ход, приближаясь к платформе. Аля забронировала номер в гостинице, он даже не стал уточнять, в какой. Надо глянуть в заботливо собранную ею папочку – там все: документы, номер брони, подшивка бумаг – то, что «продвинутому сотруднику» удалось накопать за вечер о местном бизнес-сообществе. Интернет – великая сила. Он просмотрел перед отъездом плоды Алькиных праведных трудов – тут понемногу обо всех крупных предприятиях города, кто чем владеет, кто чем «рулит». Посмотрим, насколько все это пригодится.

Турецкий дождался, пока вагон опустеет. Он не любил выходить первым, особенно на перрон, на котором его никто не ждет. Смородская предлагала прислать за ним водителя, но он отказался. Не хотелось никаких, даже вполне естественных, любезностей от этой высокомерной «вдовушки». Перед зданием вокзала дежурила парочка ведер с гвоздями, именуемых «такси». Сейчас – в гостиницу и спать. Завтра – в контору.

– Чего ты орешь как недорезанная?

Девушка метнулась в сторону от оврага.

– Женя, там труп!

– Какой труп? Успокойся. Дай, посмотрю.

Правда. Действительно, труп. Даже два. И понесла ее нелегкая в кусты именно в эту сторону! Что мешало пойти не направо, а налево? Хотя логично, здесь заросли гуще. И что теперь делать?! Ясное дело, вызывать милицию. Ладно, не так уж страшно, в конце концов, они тут ничего криминального не делали. Гуляли по берегу. Все равно противно – два женских трупа в овраге. Домой черт знает когда возвращаться придется.

– Успокойся, хватит всхлипывать. Сейчас в «ментуру» позвоним – все образуется.

– Что образуется? Я домой пойду, ладно?

– Какое «домой»? Совсем офонарела? Ты представляешь, как я буду выглядеть тут один с двумя мертвыми голыми девицами в кустах? Классно! Маньяк раскаялся и вызвал милицию!

Девицы действительно были голые. И вообще, выглядели довольно мерзко. Впрочем, как еще могут выглядеть трупы? Нет, эти были совсем странные – тела, испещренные ножевыми ударами – сколько их было? Так сразу и не сосчитать. На груди, там, где сердце, раны… Грудная клетка вскрыта.

Милиция приехала быстро. Овражек с чахлыми березками и густыми зарослями кустов быстро оцепили. Долго их там не задержали – так, взяли паспортные данные, спросили, чего они тут на берегу в пять утра делали. Ответ никого не шокировал – гуляли. Действительно, отчего не погулять с девушкой летом на рассвете. И ничего, что у тебя в паспорте штамп о заключении брака с особой, которая к этой прогулке никакого отношения не имеет. Лейтенант, проверявший документы, полистал паспорт и понимающе хмыкнул:

– Давай, Ромео, дуй отсюда. Как понадобится, тебя вызовут.

Хорошо, что за маньяка не приняли.

Место это было красивое. Как и все здесь, красивое неброской, тихой красотой. На открытку не просится. Просится в акварель.

Лейтенант Панюшкин был эстет. В детстве учился в художественной школе. Репиным не стал, жизнь сложилась по-другому. Однако живопись Панюшкин любил, до сих пор иногда в свободное время, которого с каждым днем становилось все меньше и меньше, «баловался» пейзажами. Портреты почти никогда не удавались.

Да, такое красивое место, и такой кошмар. Уже рассвело, легкий туман с водохранилища, придававший всей картине некий мистический флер, рассеялся. Вовсю заголосили птицы. Все стало до боли реальным. И девичьи трупы – в первую очередь. Женскими их назвать язык не поворачивался. Девчонкам, так, навскидку, лет четырнадцать-пятнадцать. Вот это то, что в газетах обычно называют «зверское убийство». И в данном случае уж точно нет никакого преувеличения. Панюшкин был парень молодой, но бывалый. Всякого уже навидался, но такое было в первый раз. И дело тут даже не в кровище и многочисленных ножевых ранениях. Тут, в принципе, ничего нового. От тоски, безденежья и общего вырождения «бытовуха» с «расчлененкой» давно перестала быть экзотикой. Здесь страшно было по-другому…