С этими словами мать моих детей покинула нашу с ними жизнь. Даже не оглянулась. И не попрощалась с малышами.

Я оторопело смотрел на закрывшуюся за ней дверь, лихорадочно соображая, что же я скажу с утра Кириллу с Олесей. Как объясню, куда делась их мама? Поморщился. Какая она, к дьяволу, им мать? Мачехи, и те добрее будут (правда, не в сказках). Она лишь донор. Матери у детей нет. И черт с ней. Сами справимся.

Случилось это три года назад. С тех пор я даже не пытался привести в дом женщину. Сначала беспокоился за детей, у которых ушло довольно много времени, чтобы принять тот факт, что мы с ними остались втроем. Причем, Кириллу это расставание далось тяжелее всего. Наверное, именно из-за этого он вырос таким тихоней. Леся осознала все гораздо быстрее брата, может, из-за ее природного жизнелюбия, а, может, и еще из-за чего.

Я порывался даже пару раз сходить с ними к психологу, но так и не дошел. С этим чертовым бизнесом, который мне удалось поставить на ноги довольно быстро, из головы даже вылетело, что детям в садик надо. Пришлось пристроить в тот, что дали рядом с родителями, из квартиры которых я так и не выписался, поскольку в нашем элитном поселке мест в группе не было, о чем мне со скорбной миной на лице сообщила заведующая. И не важно, сколько денег на обустройство сада я предлагал.

Этот же садик был расположен, хоть и практически по середине между нашим домом и офисом, но все равно неудобно. Делать было все равно нечего. Единственное, что есть в этом саду хорошего — это воспитатели. Точнее, одна единственная.

Олеся мне все уши прожужжала про волшебницу Оксану Андреевну — добрую, отзывчивую, всегда готовую с ними поиграть, рассказывающую удивительные сказки и устраивающую интересные поучительные квесты. Даже Кирилл в своей немногословной манере отзывался о ней хорошо. Я только радовался. И удивлялся, откуда в этой молодой женщине столько энергии и желания возиться с детьми.

Я безумно любил своих ребят, но даже мне иногда по выходным хотелось сбежать от них куда-нибудь подальше, где будут тишина и покой. А тут целая группа в пятнадцать человек, и она — хрупкая, маленькая, как мне по началу показалось.

Общался я с волшебницей всего несколько раз. И то недолго. На самом деле, она была обычной — среднего роста, русые волосы, ничего особо выдающегося. Только глаза особенные — они искрились каким-то внутренним светом, теплом и… добром что ли. Хрен поймешь. Но даже мне, здоровому мужику, цинично смотревшему на мир (особенно, после предательства жены, слава яйцам, бывшей), после пары минут разговоров с ней хотелось верить в чудеса. Как бы странно это ни звучало.

Подъехав к дому, затормозил, ожидая, когда откроются ворота. На подъездной дорожке не было никого, так что я успел вовремя. Надо бы позвонить Оксане Андреевне, спросить, где они. Телефон уже достаточно зарядился, но подозрительно молчал, пока я ехал. А учитывая скорость, с которой гнал, сам звонить и отвлекаться от дороги, не решился. Зато теперь можно.

Не успел набрать нужный номер, как увидел свет фар подъезжающей машины. Надеюсь, это ко мне.

Глава 3

Оксана

Не смотря на элитность поселка, с освещением у них было туговато. Пока мы ехали, я как могла вглядывалась в окно, но кроме теряющихся в темноте домов, казавшихся логовами чудовищ, ничего разглядеть не могла. Да и их я видела исключительно потому, что на заборах были лампочки. Их света хватало ненамного, но хотя бы адрес можно было рассмотреть.

Хотелось верить, что днем поселок не выглядит таким мрачным. Иначе, как тут вообще можно жить с детьми. Впрочем, это не мое дело. У богатых свои причуды.

— Приехали, — вывел меня из раздумий голос таксиста, остановившегося у дома, ничем не отличающегося от тех, что мы проехали. Табличка на заборе, правда, сообщала, что мы прибыли по нужному адресу. Да и выскочивший из ворот Строганов, подтверждал это.

Мужчина подлетел к моей двери и резко ее распахнул, но не успел он и рот раскрыть, как я на него шикнула. Бизнесмен опешил, видно, не привыкший к такому отношению, и недоуменно на меня посмотрел.

— Они спят, — прошептала я, кивая головой на задние сиденья.

Максим Дмитриевич перевел взгляд на детей, и его лицо словно преобразилось. Стало мягче что ли. В течение тех трех встреч, что у нас с ним были в саду, бизнесмен произвел на меня впечатление строгого, никогда не улыбающегося мужчины, голова которого была занята, чем угодно, но не его детьми. Сегодняшнее происшествие тоже не добавило ему в моих глазах баллов.

Но стоило увидеть то, с какой нежностью и плохо скрываемым облегчением он посмотрел на малышей, как мнение о нем кардинально переменилось. Ну, не смотрят так на детей, на которых наплевать. Невооруженным глазом было видно, что он любит их. И это определенно радовало.

Мужчина помог мне выйти из машины, расплатился с таксистом. Взяв каждый по ребятенку, пошли в сторону дома. Все молча, стараясь не нарушить покой малышей, которые даже не пошевелились, когда мы их вытаскивали.

Идя по вымощенной плиткой дорожке, я старалась особенно не глазеть по сторонам. Заметила только довольно большую территорию, прилегающую к дому, в глубине которой виднелась детская площадка, пока еще пустые клумбы и чуть пробивающуюся сквозь остатки снега траву. Хотелось бы увидеть все при солнечном свете, но я откинула мысль, стоило ей только сформироваться. Вряд ли мне это когда-нибудь предстоит. Не моего полета птица — бизнесмен Строганов.

Зайдя в дом, с облегчением выдохнула, окунувшись в тепло. Все-таки за городом было прохладнее, чем в городе. Особенно, ночью. И я успела продрогнуть, пока несла Олесю, уютно устроившуюся у меня на руках, забавно сопевшую прямо в ухо.

Кивком головы Максим Дмитриевич указал на лестницу, ведущую на второй этаж.

— Ботинки, — прошептала я, переминаясь с ноги на ногу. Не хотелось следить. На подъездной дорожке было грязно, и я успела угваздаться.

— Плевать, — поморщился мужчина и, не снимая своих, прошел наверх.

Пожав плечами, последовала за ним. Плевать, так плевать. Но в детскую проходить не стала, застряв на пороге. Строганов раздел сына, переодел в пижаму, уложил в кровать, чмокнув в макушку, и забрал у меня Олесю.

Сразу стало как-то пусто. Поэтому, желая продлить ощущение уюта, которое неизменно возникало у меня в окружении детей, стояла в дверях, наблюдая за ритуалом укладывания малышки в