В моей детской чабанской практике был и забавный случай, который до сих пор любят посмаковать односельчане: как-то под вечер, озорничая, натянул я на барана свой ватник и застегнул на все пуговицы. Перепуганная скотина кинулась в стадо, а овцы от него врассыпную. Весело! Так и умчался, бедолага, куда-то в темень. Через два дня заехал к нам чабан, располагавшийся в десятке километрах от нас. Степенно попил чайку, поговорил о том о сем. И уже на прощание, как бы между прочим сказал:

— Вчера ночью проснулся от лая собак, гула и топота в кошаре и, решив, что напали волки, вышел с ружьем во двор. Смотрю, носится среди овец черная тень. Оказался баран в телогрейке! Я догадался, чьих это рук дело.

Однажды попал в сухую грозу. Набежали черные тучи. От атмосферного электричества аж искры с волос сыплются! Дождя нет, а молнии бьют непрерывно совсем рядом. Артобстрел с бомбардировкой! Бедные овечки от каждого близкого разряда шарахаются в стороны и опять испуганно сбиваются в кучу. Я на четвереньках, старясь быть как можно ниже, убежал в низину. Хотя это мало бы помогло: концентрические круги с точкой посередине, следы прежних грозовых разрядов, я отмечал в самых невероятных местах. Уфологи почему-то принимают их за следы посадок летающих тарелок.

Решив поправить наше здоровье кумысом, отец также отправлял в горы помогать табунщикам. Это было после того, как один родственник заразил нас туберкулезом и нам пришлось помотаться по больницам и санаториям. Кумыс — дело хорошее, однако растущему организму нужны и витамины, и полноценное питание с соответствующим набором белков, жиров и углеводов.

Однажды, не выдержав кумысной диеты, мы с двоюродным братом Анарбеком, ныне известным в Киргизии художником, сбежали. Протопав по горам около тридцати километров, благополучно прибыли в село. Как мы набросились на хлеб, на простые деревенские лепешки! Потом выяснилось, что разъяренный табунщик, пустившийся в погоню на лошади, не смог нас догнать. Когда я уже работал в этом колхозе экономистом, он любил притворно посокрушаться:

— Эх, попались бы вы мне в руки, отхлестал бы плетью и приволок обратно на аркане!

Могучий был человек, до шестидесяти лет запросто ломал подковы. Он до самой своей смерти круглый год доил кобылиц, а я, сглаживая свою прошлую вину, регулярно приезжал попить кумыса.

Какое счастье — в конце августа спуститься с диких суровых гор в теплую, цветущую, сытую долину! Мама обнимает, целует, сует в руки свежее белье и с порога выгоняет в баню. По пути заскакиваю на огород, отщипываю капустный листок, шарю в огуречной грядке, срываю помидор, жадно хрумкаю морковкой, наспех обтертой об штаны. Затем — в парикмахерскую, сбросить патлы. Потом баня и парилка. Грязное белье с неисчислимым количеством насекомых не подлежит восстановлению, поэтому выбрасывается.

Опиум

До 1968 года в Таласской области Киргизии культивировали опийный мак. Наша семья каждый год обрабатывала 11 соток земли. Это был тяжелый ручной труд с ранней весны до глубокой осени. Нужно было в жару пропалывать растения мотыгой, по ночам по колено в воде поливать их, а зимой собирать сухие стебли, дома дробить маковые коробочки, чтобы извлечь оттуда семена. На семена спускали государственный план. Стебли шли на топливо.

Однако самый ответственный момент наступал в середине лета, когда приходила пора сбора опиума-сырца. Работа на плантации начиналась вечером, когда спадала дневная жара. Специальными трехлезвийными ножами маковые коробочки аккуратно надрезались. Если надрез будет слишком глубоким — молочко прольется внутрь коробочки. Слишком мелкий надрез тоже не годится. Поэтому хороший нож — половина успеха. За ночь молочко на коробочках слегка подсыхало до сметанообразной консистенции, проходя естественный процесс полимеризации. В жару оно подсыхает быстрее и уже имеет не то качество. Поэтому и ценится опиум из южных стран, собранный на высоте 1300–2000 метров над уровнем моря.

Вставали в 4 часа утра. До 8–9 часов, пока солнце не высушило росу, маленькими серповидными скребками обрабатывали каждую маковую коробочку, аккуратно собирая драгоценное зелье и переправляя в эмалированную кружку, привязанную к поясу. Опиумное молочко по мере загустения приобретает бурый цвет и становится чрезвычайно липким. Чтобы смахнуть его в кружку, приходится часто слюнявить палец. Вокруг стоит густой терпкий запах. И то ли от этого запаха, то ли от постоянного горького привкуса на губах кружится голова. Когда солнце поднимается высоко, на плантации делать уже нечего: пора вздремнуть в тени.

За день наша семья собирала около 450 граммов опиума, а за сезон — от 8 до 11 килограммов. Палатка приемщика стояла тут же, на поле. И когда опиума было мало, мы просто уносили его домой, чтобы на следующий день сдать двойную норму. Никто никого не контролировал. Более того, престарелый очкарик-бухгалтер, работавший приемщиком, хранил свою добычу в сорокалитровой фляге, которую закапывал на ночь в палатке. Сам преспокойно уходил ночевать домой.

Разумеется, каждая семья старалась сдать побольше продукции, иногда прибегая к различным уловкам: одни добавляли в опиум смесь печенья с молоком, другие, не мудрствуя лукаво, кидали туда пару ложек солидола. Воровать опиум как-то не приходило в голову. Порой даже происходили курьезные вещи: наш колхозный бригадир рассказывал, что поздней осенью, распахивая поле, нашел на месте приемного пункта закопанное ведро с опиумом, видимо, позабытое приемщиком. Поскольку государственный план по сдаче продукции был уже выполнен, председатель колхоза распорядился выбросить эту гадость в реку. Опиум в небольших количествах для лечебных целей имелся в каждом доме. У нас в сарае тоже хранилось примерно 200 граммов. При зубных болях достаточно было положить в дупло маленький кусочек. При расстройстве желудка давали выпить его с горячим чаем. Болезнь проходила мгновенно.

Через пару лет в наших краях появились люди поумнее нас. Например, каждое лето приезжали шабашники из Таджикистана и заключали договор на строительство глинобитных дувалов. Свою малооплачиваемую работу они в аккурат завершали одновременно с окончанием сбора опиума. Они платили за килограмм опиума наличными 100 рублей. А колхоз за тот же килограмм начислял 50 рублей, который получали лишь в декабре. Ходили слухи, что в далеком городе Джамбуле цена опиума достигает 500 рублей! И появились у нас свои отчаянные головы, рискнувшие торговать зельем, вследствие чего стала наезжать на плантации милиция с собаками. Однако разве может собака учуять опиум на опиумном поле? Правда, некоторые односельчане все же отправились мотать срок.

Отрочество

Когда я был во втором классе, наша семья переехала в город Талас. До седьмого класса я не отличался в физическом развитии от своих сверстников. В сентябре, придя в 7-й класс, с ужасом увидел, что оказался чуть ли не на голову ниже девчонок и большинства ребят! Сосед по дому Алька Ткачев, которого еще недавно мог запросто скрутить, превратился в рослого силача-красавца. А я так и остался коротышкой с тщедушным телом и огромной головой! Даже занятия спортом и ежедневная физзарядка с гантелями мало помогали. Мышечная масса не увеличивалась, наоборот, руки становились все тоньше. А всем известно, что для пацана бицепсы — первое дело! Это была трагедия вселенского масштаба!