Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Приезжали к нам и папины сестры с семьями.
Нина и Тая.
У старшей сестры – тёти Таи – сыновья Лёшка и Женька. Лёша умер, а с Женей – человеком трудной судьбы – мы и сейчас общаемся. Он вахтовик на крайнем Севере. На мой телефонный вопрос: «Что делаешь?», – отвечает: «Сижу, опустил ноги в Карское море».
Лёша и Женя.
У младшей сестры – тёти Нины— также два сына – Боря и Витя. Живут в Краснодаре, но видимся редко.
Семья Ворониных.
Тёток и их мужей уже нет в живых. Царство небесное!
Папа часто вспоминал голодное детство. Его отец ушёл на лесозаготовки, мать – мыть соль – там скудно, но кормили. Дети семи, пяти и трёх лет остались с бабушкой Марией Фёдоровной. Она и спасла их от голода.
Чем кормила? Травой и макухой. Думала о весне: что она посадит – сберегла чашечку кукурузы. Та проросла. Ей надо было куда-то пойти, от греха подальше она засунула чашку под тяжёлую бочку, да ещё и камнем привалила. Это видела младшая Нина. Дети смогли свалить и камни, и бочку, съели этот продукт.
Когда пришла бабушка, они уже полуживые лежали во дворе. Желудок, отвыкший от еды, не смог переварить. Понос был кровавым. Бабушка выкинула детей через перелазку на улицу, о: «Подыхайте, неслухи, тут!» Так они и лежали под забором до вечера, а вечером она перенесла их в хату и отпоила травами.
Вернулась мать, за работу ей дали соли, которую потом она выменяла на продукты.
Когда папка это рассказывал, всегда плакал от обиды на мать. «Она вошла и первое, что сказала, глядя на детей: «Вы щенэ нэ померли?»
У отца было много болячек (сейчас у меня те же). Генетика – продажная девка империализма. Инсульт у отца случился за грешным делом – он гнал самогон. Произошло это через три года после смерти мамы. Мы говорили ему, чтобы он сошёлся с какой-нибудь женщиной, но он возражал: «Я женат только на одной – нашей маме». Болел четыре месяца. Ухаживать за ним из-за его темперамента было очень трудно.
Отец любил малышей. Костик, отец и Маша.
МАМОЧКА
Промогайбо Евдокия Яковлевна – урожденная Подставкина, родилась в Мартанской, где и прожила всю свою жизнь. Кроме неё, у бабуси (так мы называли мамину маму) ещё семеро детей, два мужа: один- Василенко погиб в гражданскую войну, от него у неё Семён, второй – Яков— пропал без вести в Великую Отечественную войну – от него остальные дети: Люба, Дуся, Поля, Катя, Вася, Галя и умерла Наташа. Всех она любила, обо всех думала, всем, чем могла, помогала. Будучи уже пожилым человеком, вязала носки, шила лоскутные одеяла, делилась тем, что вырастила в огороде. С мамой они особенно дружны. Когда бабуся состарилась и не могла физически работать, мама забрала её к себе.
Про детство мама рассказывала мало, помнит, что дед Колбаса побил её палкой, а за что не помнит, помнит, что детьми помогали бабушке работать на табаке, что не ели много, но никогда не голодали. Старший Семен рыбачил и приносил рыбу, ели её и жаренную, и вареную, работали в огороде, всегда был картофель.
С будущим мужем Василием мама познакомились на танцах, где он играл на балалайке. Даже свадьба у них была. Фата, как положено у невесты, и светлое платье, сшитое бабусей. Носили это платье до свадьбы напополам с младшей сестрой Полей. Жених и вовсе во всём чужом. На свадьбе гости одаривали кто, чем мог: пачку соли, поросёнка, кур, подарили красивую косынку, но она оказалась с дыркой — короче всё пригодилось.
Молодые сняли квартиру и стали жить вместе с матерью отца. Баба Настя работала на мельнице. К невестке относилась прохладно. Когда папка ушёл в армию, бабушка помогала нянчить Валю. Немного подворовывала и краденное складывала в кошёлку, чтобы отвезти дочке Нине в Краснодар. Из города всегда привозила только бублики. Когда родилась я, а у Нины сын Борис, то баба Настя потребовала, чтобы его забрали в Мартанку, так как Нина была не замужем. Родители отказали. Рассерженная баба Настя, прихватив продукты, уехала навсегда в Краснодар.
Мама ходила на работу иногда со мною, иногда отводила меня к своей маме. У нас уже была корова, а значит, и молоко. Мне четыре года, я как Красная Шапочка, понесла в бидончике молоко бабушке, не помню, может, там и пирожки были. Мама у нас очень хорошо готовила, пекла всегда хлеб, пироги, пирожки. Так вот несу я добро бабушке, а по дороге на меня напал петух деда Приймы, взлетел на голову и начал клевать там дырку, может быть, поэтому слаба на голову. Так и добежала с птицей на голове, поклажу не выронила —я ответственная.
Расскажу о случае, когда мы рассердили нашу мамочку. Идем мы от бабушки, теперь уже с сестрой. Наш дом стоял под горой, а через забор колхозный сад и огород, где посажена капуста, она в тот год уродила отменная. Спускаемся с горы и вдруг слышим: «Хрусь–хрусь», —кто-то режет капусту, и моя смелая сестра заподозрила воров в колхозе, молчать она не стала, да и я за ней. «Сторож, сторож, воруют колхозное добро!». Мы даже охрипли, так орали. Пришли домой, хотели, чтобы мама нас похвалила за мужество, но не нашли её. Через некоторое время входит она в хату и набрасывается на нас с бранью: «Чёртовы свиньи, люди, кто его знает откуда, приходят за капустой, а я, и так боясь, перелезла через забор, чтобы срезать две головки на пироги, так эти, чёртовы свиньи, сдали сторожу. Я бежала оттуда, и головки бросила. Не будет вам никаких пирогов!». Вот так мы помогли!
В садах ещё была кладовая для съестных запасов колхоза. Мама как учётчица заведовала всем этим. Я очень ждала, когда начнут квасить капусту. Подводы свозили её целый день, а женщины шинковали. Чем меня притягивало событие: во-первых, было много вкусных кочерыжек, во-вторых, меня в чистых сапогах опускали в бассейн, куда все ссыпали капусту, и я весь день,