LP — Lost on you [2]

26; Макс

Лили плавно достает сигареты из открытого портсигара, а потом привстает, приближается к горящей свече, от которой ее зажигает. Я наблюдаю за ней молча, не отвожу глаз, даже когда она резко открывает свои и смотрит на меня в упор и без утайки. Как смотрела когда-то давно, и как уже давно не смотрела. Амелия была права, когда говорила, что отец разрушил Лили. Изменил ее. Потушил. Подмял. Я помню ее смелой, вызывающей и любящей отвечать на вызов, но уже давно ее такой не видел. Сейчас вижу. Передо мной сидит именно она — любительница поиграть, смелая женщина, идущая вперед напролом. Я точно знаю, что так и есть, и также знаю, что неспроста она спустила себя с поводка. Теперь я уверен на сто процентов, что Лили преследует какие-то цели, поэтому расслабляюсь и откидываюсь на спинку кресла, жду и дожидаюсь. Она плавно выпускает дым, делает два небольших колечка, потом вздыхает и также откидывается на спинку.

— Моя мама всегда говорила мне, что влюбляться смерти подобно. Потом то, что произошло с Розой…знаешь, я ведь почувствовала, что ее убили. Это не объяснить словами, но если попытаться, то похоже на толчок, после которого в тебе самой что-то умирает.

— Мне жаль. Знаю, что случилось, и мне действительно очень жаль.

— Спасибо, — тихо шепчет и слегка улыбается, но по-другому, болезненно и до ужаса печально, глядя в потолок, как будто цепляясь за спасательный круг, — Я ее очень любила.

— Зачем же ты тогда сделала то, что ты сделала?

— Ты про Костю?

— Да.

— Я пыталась ее спасти. От него. От бессмысленной, пустой жизни. Роза была волшебной, но слишком мягкой и податливой, ведомой. Наивной. Она верила в любовь, а я нет. Считала ее глупостью…

Наконец она смотрит на меня, ждет реакции, знаю, которую я не даю, а спрашиваю о другом.

— Почему ты врала, что Ирис — твоя мать?

— А что мне оставалось? Сказать, что моя мать меня бросила? Это унизительно… — усмехается, делает еще одну затяжку, после которой указывает в меня пальцем, — Ты помнишь наше второе свидание? На выставке?

Помню. Я хорошо его помню, твою мать, и Лили это знает. Вновь она откидывает голову на спинку кресла и мечтательно улыбается, протягивая.

— Было просто чудесно…

18; Лили

Мой план дает свои плоды, а деньги, которые я отдала за особую помощь, не сгорели. Отнюдь! Помощь действительно работает. Мы с Максом становимся ближе. Например, как сейчас.

Медленно вышагивая рядом с ним, я чувствую себя королевой. Здесь достаточно много народа, потому что искусство — это модно. За полгода жизни в Москве я поняла, что многое в топе, если "в моде", даже если это по сути своей гроша ломаного не стоит. Конечно эта выставка исключение. Вообще, я очень люблю изобразительное искусство, так как мой отец его любил. Я его хорошо помню, не смотря на то, что он умер, когда мне было всего семь лет. Неудачный эксперимент, в следствии которого его постигла участь Марии Кюри[3]. Конечно, его не убило свое собственное открытие, но своя формула — это да. При жизни он обожал художество. Всегда говорил, что будь он талантливым, и умей он рисовать что-то большее, чем человечка с головой-кружочком и ручками да ножками-палочками, плюнул бы на все исследования и укатил в Париж, где рисовал бы влюблённых на фоне Эйфелевой башни. Хорошая мечта, но, к сожалению, лишь мечта. Отец действительно не умел рисовать, к тому же был дальтоником в последней стадии, если такое бывает. Все что ему оставалось — это коллекционирование предметов искусства. С душой. К пяти годам я с легкостью могла отличить Шишкина[4] от Левитана[5] и знала столько разных стилей живописи, сколько не знала букв. Мама всегда считала это пустой тратой времени, ее вообще злило, что мы с Розой так тянемся к папе. Она считала, что «девочки-должны-уметь-многое-но-не-разделять-мазню-по-мастям». Глупо, как по мне, конечно, но я уже давно поняла, что это такое странное проявление ревности, никак иначе. Сейчас, например, мне эти ее заскоки кажутся вдвойне дурными, жизнь ведь вон как повернулась забавно…Именно эти знания помогли мне приблизиться к Максу, и именно благодаря им сейчас он идет вдоль длинного зала именно со мной. Со мной! И я улыбаюсь…

— Почему ты улыбаешься? — тихо спрашивает он, бросает на меня почти стеснительный, неловкий взгляд.

Боже, я никогда не думала, что Максимилиан Александровский на самом деле окажется таким, каким показался тогда в подворотне. О нем многое говорили, включая его жестокость и хладнокровность, тем страннее все то, что сейчас происходит. На самом деле он не то чтобы «не такой», он «не только такой» — скорее так, и ничего человеческое ему не чуждо.

— Ты отличаешься от слухов, вот и все, — озвучиваю свои мысли, он слегка поджимает губы и кивает пару раз, а я вдруг останавливаюсь и выдаю, — Говорят, что ты лишаешь девчонок девственности на спор, это правда?

Макс начинается смеяться. На нас все вокруг оборачиваются, и я краснею. Не принято так, мне хочется его одернуть, но я не сдаюсь — ему лучше знать, да и мне, признаюсь, нравится это внимание. Мне нравится быть в его центре здесь и сейчас, а мы именно в нем. Из-за него. Но и не только…На меня тоже смотрят, наверно, думают, кто она такая?! И пусть. Пусть ломают голову, они ведь только пока не знают, но скоро и это изменится…

— Нет, это неправда, — наконец отвечает, остановившись напротив меня, — Я знаю, кто это делает, это мои…пусть будут «друзья», но я в этом не принимаю участие.

— Почему?

— Тебя это расстраивает?

Он хитро улыбается, я же как бы безразлично жму плечами.

— Просто любопытно. Ответишь?

— Мама говорила всегда, что карма все возвращает. Я много чего делаю, а такие грехи, боюсь, мне не по плечу. К тому же, мне не настолько скучно, чтобы принимать в этом участие. Устроит? Или разочарует?

Ты устраиваешь меня полностью. Это все, что я хочу сказать, а еще больше хочу его. Я хочу его. Черт, со мной такого не было никогда. Нет, конечно, он не мой первый мужчина, у меня достаточно большой опыт, не смотря на мой возраст, но он…с ним происходит что-то особенное, что-то совершенно из ряда вон выходящее. Такое ощущение, что каждую молекулу моего тела тянет к его сути, и я мечтаю прильнуть к нему ближе, но