Кошусь на телефон. Если отец обнаружит, что меня нет, по нему меня вычислят в два счета. Но я так сильно его обидела, что вряд ли он захочет подняться, чтобы пожелать мне спокойной ночи. А значит, какое-то время у меня все же есть.

Во рту становится горько-горько. Вина придавливает. Я обещаю себе, что непременно извинюсь. И давлю на корню мысль вернуться, аргументируя это тем, что будет очень тупо закончить свой фееричный побег вот так.

Что же мне делать? Позвонить Маринке? Или вызвать такси? Я никогда на такси не ездила. Но у меня есть приложение агрегатора в телефоне. К удивлению, все получается с первого раза. И машина приезжает довольно быстро. Пока доезжаем, темнеет. Водитель мне попадается спокойный, но такой разговорчивый, что я невольно задаюсь вопросом – это его индивидуальная особенность, или все таксисты такие?

– Ди! – орет Маринка, открывая мне дверь. – Ты?! А что это на тебе за мешок?

– Да так. Настроения нет наряжаться.

– Ты что?! Тебя на порог не пустят в таком виде. Там же фейс-контроль. Ну чего ты стоишь, давай разувайся!

Из кухни выглядывает Маринкина мать.

– О, Динар, Маруська не говорила, что ты зайдешь.

– Я думала, мы встретимся в клубе, – отмахивается та. – Пойдем, тебя нужно срочно переодеть.

А мне все равно. Пусть. Я готова заняться чем угодно, лишь бы не думать о том, какой ужас испытает отец, когда не обнаружит меня дома. Зачем я вообще сбежала?!

– Вот эта юбка и этот кроп-топ? Как тебе?

– Никак. Я ни за что это не надену.

– Да брось! Твоему образу не хватает немного…

– Вульгарности?

– Раскованности! – закатывает глаза.

В конечном счете сходимся на том, что я надену маленькое черное платье. Оно достаточно закрытое, но фигуру облегает так, что мне некомфортно. Дешевая синтетическая ткань не дает коже дышать – я начинаю потеть еще до того, как мы выходим из дома. Все бесит – тушь на ресницах, красная помада на губах. Но больше всего – туфли на каблуках, которые Маринка уговорила меня напялить, несмотря на то, что они как минимум на размер больше, чем нужно. А еще ведь пакет, в который я запихнула свои вещи, чтобы переодеться, когда придет черед возвращаться. Выгляжу как беженка – одежда с чужого плеча и баул.

Папа звонит, когда мы с Маринкой направляемся к клубу. Я резко торможу и, не зная, как быть, бестолково переступаю с ноги на ногу.

– Что такое?

– Это отец. Он не отпустил меня. И теперь волнуется.

– Ну и хрен на него! Надо было по-хорошему договариваться, а то тоже мне – развел патриархат. Ты ж ему не рабыня.

– Перестань, – морщусь, – он просто тревожный.

Пока не передумала, набираю короткое СМС: «Со мной все хорошо. Я на дне рождения, как и предупреждала. Через пару часов вернусь». И жму на кнопку питания. Вот если бы так еще можно было выключить беспокойство, чувство стыда и вины. И вроде да, я понимаю, что папа перегибает. Но собственный бунт все равно кажется мне ужасно незрелым. Смотрю на веселящихся ребят, а сама не испытываю абсолютно никакой радости. Так, улыбаюсь невпопад, чтобы не портить никому настроения.

– Ну что, Марик, давай за твои двадцать. Пусть этот денек будет покруче предыдущих. Здоровья крепкого, как боксерский мешок, чтобы все траблы отталкивались от тебя, как от стены, пусть достижения сыплются на тебя, как кики в файте…

– Ребят, мне одному кажется, что наш Санек угорел по метафорам? – ржет Сема.

– Или попросил помочь ему нейросеть. Я там курсач себе за три дня напромтил. Колись, Санек, поздравления сетка писала? Или ты сам до такого додумался?

Все начинают смеяться. И именно в смехе теряются звуки выстрелов. Для других теряются. Не для меня, натасканной на любую опасность. Я замираю, прислушиваясь. Но поскольку события разворачиваются с оглушительной скоростью, и остальные довольно быстро понимают, что происходит что-то неладное. Народ визжит, конфликт почти у самого танцпола продолжается. Кажется, это называется «стенка на стенку». И самое страшное, что в этой вакханалии мало кто обращает внимание, что от искр начинает тлеть обшивка на потолке.

Хватаю Маринку за руку:

– Эй! Ты куда?

– На выход. Быстро.

Я натаскана, да… Где бы я ни была, я невольно обращаю внимание на наличие запасных выходов.

– С ума сошла?! Там стреляют!

– А там, – рычу, – горит. Как думаешь, у тебя больше шансов умереть от шальной пули или задохнуться? Быстро! Все… К выходу, не толкаясь.

Но какой там! Когда срабатывает система пожаротушения, и вода начинает лить с потолка, народ, будто обезумев, устремляется к выходу. Образуется давка, которой я так боялась. Но, к счастью, очень быстро поспевают то ли спасатели, то ли полиция – в темноте не разобрать, и берет ситуацию в свои руки.

В этом ожившем кошмаре я думаю лишь о том, что отец не переживет, если со мной что-то случится. Это дает силы выбраться и не упасть. Когда в конце, казалось бы, бесконечного коридора появляется свет, мои ноги подкашиваются в коленях. Поверить не могу, что мы чуть не погибли из-за каких-то отбитых придурков, решивших выяснить отношения при помощи оружия! Маринка тихонько воет, до боли сжимая мою ладонь. Ее, видно, тоже накрыло откатом.

– Тщ-щ-щ, все будет хорошо. Кажется, они даже огонь потушить успели, – шепчу, с отчаянием прижимая подругу к себе и невольно касаясь ее пропахших гарью волос губами. И тут – щелк в голове. Папа! Достаю телефон, трясущимися руками включаю.

– Динара… – хрипит он.

– Все хорошо! Со мной все хорошо. Слышишь?

– Слышу. Стой, где стоишь. За тобой сейчас подойдут.

Отец сбрасывает вызов. Я даже не успеваю уточнить, кто подойдет, и сколько мне ждать. Правда, ждать и не приходится. Потому что практически тут же меня окликает знакомый голос…

– Динара?

– Да! – широко распахнув глаза, гляжу на мужчину, невольным свидетелем разговора которого я стала на своих последних соревнованиях.

– Добрый вечер. Меня зовут Муса Гатоев. Ваш отец просил меня сопроводить вас до дома.

Глава 3

Он?! Он… мой будущий муж? А он вообще как, об этом знает? Ну, конечно же, да! Другое дело, что это знание ничуть не мешает ему трахать других. Заметьте, не