class="p1">— Утром, когда взойдёт звезда, они снова вырастут, — говорит Шуминис. — А на закате снова станут пухом и улетят.

— Почему? — смотрю на неё, и она пожимает плечами. — Как ты здесь оказалась?

— Случайно, — не сразу отвечает. — А ты?

Я рассказываю ей о себе, она — о себе. Наши жизни похожи. Мы оба выросли на планетах с разумными существами другого вида, но почему-то и я, и она говорим не на языках наших воспитателей, а на языке наших мыслей. В «Альманахе Миров» он зовётся «Неизвестный язык № 17».

Мы говорим и говорим. Неспешно бродим вдоль берега, слушаем дыхание океана и лишь сильнее убеждаемся: где-то, когда-то мы были вместе.

«Любовь» — возникает в сознании забытое слово. Именно она наполняет моё сердце в призрачных воспоминаниях. Именно это чувство пробудилось во мне с появлением Бао. И рвётся наружу сейчас.

В памяти прорисовывается столько картин из каких-то других, словно не моих жизней и иных миров. Там мы с Шуминис вместе. Она описывает те же события, но, говорит, они ей снились. Всё, что нам удаётся выяснить, — мы оба связаны с местом под названием Йгия-ки-меса.

Несколько месяцев мы скитаемся по самым отдалённым уголкам Вселенной, облетаем вдоль и поперёк даже Великий войд — пустое чёрное пространство, протянувшееся на миллиард световых лет. Найти Йгия-ки-месу так и не удаётся…

Мы сидим на крошечной блуждающей планете Вечной ночи. Обнявшись и свесив с планеты ноги, наблюдаем за светящимися голубыми бабочками, что летают над душистыми цветами.

В траве слышится шорох, стебли раздвигаются и перед нами предстаёт… Существо? В его большом чёрном глазе вспыхивает Планета Смерти, и Существо исчезает — рассеивается сизой дымкой. Бао не велел прилетать, пока я не найду свой дом. Сердце же подсказывает — мне нужно к нему. Немедленно. Прошу Шуминис не лететь со мной, но она непреклонна:

— Я не могу потерять тебя вновь.

Звездолёт садится на Планете Смерти. Здесь всё так, как и в день моего первого визита: трупы, пепел, огонь, бои… Бао подрос. Увеличился вдвое. Листьев почти не осталось, ствол изрешетили дырки. Вокруг него вьются несколько израненных бойцов — вгрызаются и вмиг исцеляются. И снова бегут на платформы.

Ствол хрустит. Из дупла показывается глаз.

«Эдэху… — чуть слышно звучит в вибрациях, — я не справился. Улетай…»

По сухой траве ползут ещё окровавленные изувеченные. Я стреляю в них. Но их становится только больше: с платформ спрыгивают и здоровые бойцы. С неистовой яростью кидаются с катанами на Бао. Выкалывают его глаз, протыкают ствол. Бьют безжалостно и безостановочно. Я не успеваю окликнуть Шуминис — сквозь мои рёбра прорывается остриё катаны.

В ушах шумит. Глаза застилает красная пелена. Пространство ходит волнами вибраций. Шуминис выкрикивает моё имя, перестаёт отстреливаться и бежит ко мне. Делает очередной шаг, и чья-то катана пронзает её грудь. Другая проходит сквозь шею. Шуминис падает на усыпанную пеплом почву. Смотрит на меня, пытается что-то произнести, но выходит только тихий хрип. Я уже не вижу её — глаза выжигает соль с кровью. У самого остаются секунды. Надеясь, что она услышит, шепчу куда-то в пустоту. Говорю, что это не конец. Обещаю, что буду искать её… в тысячах миров и тысячах жизней, пока не найду вновь…

КОНЕЦ